à la racine du village au centre de la durée de pierre
j’ai vu la mélancolie tricoter la pierre
tout autour des nids de clartés sauvages
les lèvres de la peur mêlées au sommeil du seigle
amour dans ta forêt amour à tes sentiers
la chute d’une hirondelle jeunesse de terre battue
tu recueilles les brisures fines brisures d’arbuste
soir après soir noircissent les feuilles
qu’as-tu fait de nous hommes aux mémoires de verre
tombées des horloges comme des coups de poignards
polies sous les nuages par les midis à têtes d’épingles
à peine effleurant nos glissantes paroles de talus
у корня жилья в средоточии времени камня
видел я, как тоска пряжей свивала камень;
ближе к гнездовьям в тиши диких зарниц
страха шепот примешан к дреме хлебов1;
в твоих лесах любовь, твоим любовь тропинкам! —
паденье ласточки, паренье пашни сжатой;
сгребаешь сухостой, сухой отстой порубок;
из ночи в ночь плотнее тьма в листве;
что сотворила ты с нами, людьми, с памятью-склянкой,
с курантов стекающей под удары кинжалов2,
отточенных полднем о лбы тернистые туч,
легко обрывая нашей речи скольженье о склоны3;
tu nous tiens à une égale distance de la douceur de vivre
et de l’angoisse
à perdre dans le sable les jours et les jardins
j’ai mis dans l’eau des nuits le sens amer du trèfle
sous l’aile de l’oiseau pliant la taille finie
mes années de fièvre les mouettes ont frôlé leurs garrigues
que reste-t-il d’amour des jours de cendre dans la bouche
tournent sans pouvoir gagner le port d’attache
les cordages de la lumière ont pourri dans l’attente
je me souviens c’était le feu de bois sec
dans la chambre empruntée à d’autres souvenirs
et l’amitié gardait encore sa manière d’être
défigurée vivante aux roseaux du mot trahi
je me souviens dans la crypte aux séjours de Mélusines
le passé se dissout plus vite que le noir ciment de la haine
jusqu’aux cintres où s’arrime la déception de la légende
la main tendue en vain morte d’avoir rompu les ponts
je ne plains pas je ne juge
(—)
ты держишь нас на полпути меж сладостью бытия
и тревогой,
заносит песками наши дни и сады:
слов моих с горечью клевера смысл в потоке ночей —
под птичьим крылом податлив изгиб острия;
лет моих лихорадка! – чайки прочертили гарриги4;
что осталось еще от былой любви, вкуса пепла во рту?—
отплыли, не ведая порта приписки:
в искрах призрачный такелаж истлел в ожидании5;
припоминаю пламень в прошлом сухих поленьев
в каморке съемной, у иных воспоминаний,
когда еще дружба хранила свое естество,
искаженное вживе в заросли преданных слов.
припоминаю у крипты угрюмой времена Мелюзины6,
рассыпается прошлое проще черной злобы раствора,
свернулись под сводами чары досужих легенд:
повисла рука в пустоте, мосты оборвав, замерла;
не жалею ничуть, не виню никого: