Я любил целовать грудастую Аишу. Из размалёванного рта у неё возбуждающе пахло жжёной резиной. И меня потянуло… вернее, решил работать в отрасли химических заменителей.
Мари другая, она живая и своенравная. Помню, так радовался, что коллега по цеху синтетических смол активной оказалась, сильно меня заводи…
– Довольно, – вскочил из-за стола инспектор. – Арестованный Кровель, вы издеваетесь?
– Почему это я издеваюсь? Вы просили подробно излагать, вот я и…
– Ближе к событиям на космическом судне, пожа-а-алуйста. – Вроде как смущённый несдержанностью, протяжно произнёс он.
Тело обдало жаром, нахлынули воспоминания, закружились в голове до одурения.
Вот бы оторвалась моя башка и покатилась куда глаза глядят. Смог бы тогда похвастаться, что сказочным колобком ускользнул от тварей земных.
А пока пришлось голосить как малолетнему нытику.
– Который раз повторяю. Вечером кутил в баре. У вас же записано, что в сильном опьянении искорёжил аэромобиль, искалечил тело. Мои родители подписали разрешение на эксперимент. Когда очнулся, узнал об их подвиге. А как иначе назвать спасение полумёртвого сына? Подвиг, подвиг, подвиг – тараторил я, – мне не удавалось ни проглотить, ни выплюнуть противное до горечи слово.
Гуннар подбежал и выплеснул мне в лицо: «Заткнись, не ты один такой, прекратить истерику!»
Я отдышался, пытаясь унять свистящее дыхание. Вопреки моей воле слова бурлили. Захлебнулся и вынырнул, захлебнулся и вынырнул, окатывая следователя волнами самой грязной брани, какую помнил.
На следующий день я уже не угорал над дознавателем. Сам оказался пришибленным после дозы успокоительного и что-то бездумно блеял с покорной прилежностью.
– Не надеясь увидеть сына в живых, мама и папа обеспечили себя и младшеньких на всю оставшуюся жизнь. Родителей не осуждаю, нет. Меня выучили с горем пополам, а на дочерей средств не осталось, – плакался я и лепил, лепил слова, словно из болотной тины.
Страшный эпизод аварии медики сохранили в памяти в назидание, а что толку? После прибытия из космоса я ещё ни разу не выходил из застенок института. Поразмыслить как следует не успеваю, что произошло на «Громе».
Гуннар вызывающе молчал.
Немного передохнув, я собрался с мыслями и, взбудораженный тем, что меня не перебивают, уже заливался соловьём.
– Чему раньше учили по службе, с тем хорошо справлялся. Остальное произошедшее туго перевариваю. То ли мы – изгои отверженные, то ли избранные и считаемся добровольцами.
Собранные будто по винтикам тела, скрученные намертво с экспериментом.
Кто его разберёт, что сотворили с моим мозгом? Какие-то опыты с нейронными связями.
Догадываюсь, что являюсь передатчиком. Может быть, пересказчик видений? Исходящих от мелких биолякров, подсаженных мне в мозг. Усвоил лишь то, что доходчиво объяснили о правом полушарии, куда внедрили датчики телепатического толка. В левое же подсадили нечто мудрёно-хитроумное, я и сам до конца не понял. Какую-то модифицированную фигню, которую назвали модифами. Мол, они должны будут усиливать телепатический эффект с биолякрами-дублёрами, запущенными под ледяную корку иноземного океана. Создавать, как их? Забываю часто.
А-а-а, вспомнил, налаживать нейронные лингвистические связи в моей скроенной башке- передатчике. Или приёмнике? Короче, чёрт знает что.