Почему захотелось передать то, что случилось?
Далеко не каждому дано родиться ещё раз.
Едва ли получится ясно обдумать моё состояние.
Когда мысли мчат на перекладных биолякрах.
Парадоксально меняют тело, образ мышления.
Я будто играл за разных персонажей.
«Одарён чувствительностью, но не обременён выдержкой», – вынес
вердикт мой вековой дед после очередной истерики внука.
Как бы мне начать рассказ? Пожалуй, с истерики и начну.
**
Гуннар заметил назойливый взгляд и недовольно откашлялся.
А куда мне было смотреть? Этот коротышка кряжистым пнём торчал рядом за столом.
Просто умора со щёткой имплантированных волос, а выпирающее темечко – какой-то чудо-остров с седой кудрявостью. Старомодный дознаватель шевелюру подходящую не мог сообразить, по старинке взращивает волосы.
Поймал мою ехидную улыбку и со звуком открывающегося сейфа прощёлкал вытянутым ртом.
– Что же, про-дол-жим. Со-средо-точь-тесь.
У ботов и то реакция поживее будет. Я вдруг осознал, что хочется растормошить клюворотого?
Но, ветреная легковерность явно не из его подружек, а интуиция у Гуннара— как задумчивая дева.
До икоты утомили его методы допроса. Слова еле волочатся, не поспевая за смысловой подачей.
Ха… у старикашки похоже, тормозит квадратная голова, даже улики не собрать в стройный ряд.
Бедный зануда бьётся со мной больше недели.
Хотя не пристало мышке жалеть кошку.
Заточили в острог науки с земным комфортом вроде, а меня колотило изнутри, словно я опять на «Громе».
Инспектор Гуннар, вероятно, понял невротическое состояние узника и примирительно произнёс:
– В космосе ещё мало что знаем наверняка, скорее полагаемся на интуицию и силу мысли. Да и на Земле понимание приходит не сразу. А вы хотите быстро, за несколько бесед? Наберитесь терпения, начните уже внятно излагать. Рассказывайте, Кровель, рассказывайте, а выводы позвольте… м-м-м… мне самому.
Ха-ха, беседа. Наносное добродушие не обманет меня, знаю, на что способны ваши секретники. Кого взращивают в чужеродной лаборатории.
Ух и уроды эти биолякры! В дрожь бросало даже от вида муляжей, увеличенных в неизвестной степени отсчёта. Когда впервые рассмотрел мозговых поселенцев, чуть не обмочился. Подумал: «О боги! Забейте меня молниями!»
Ну да ладно. Продолжаем, так продолжаем.
– С самого начала? – угодливо спросил я.
– Конечно, – буркнул Гуннар.
– В тот день я понял, что Мари не принимала меня всерьёз. По-прежнему общалась с бывшим, а меня держала про запас. Да, провались весь мир под землю, я бы не заметил, а тут боль скрутила колючей проволокой, когда столкнулся с целующейся парочкой в нашей кофейне.
– Мне зачем эти подробности? – прервал рассказ инспектор.
– Потому что я любил Мари, единственную живую девушку в… той, прошлой жизни.
Помню, в восемнадцать лет родственники подарили синтетку Аишу. Дешёвую модель из эластомеров, с примитивным функционалом, с соглашательскими мозгами древней прошивки. Голое гладкое тело Аиши оказалось ледышкой на ощупь, но я плавился от её прикосновений. Улётный подарок. Тем более, что вживую замутить с девушкой не удавалось или просто не везло.
«Это хлопотно», – пугали более опытные друзья. Мол, сил затрачивается больше, а получишь неизвестно что.