В измазанном пеплом и покрытом золой кабинете университета царило мерзкое скрипение. Отсеки старых радиоселекторов производили зловещее шипение, будто разбитый языкующий прибор пытался что-то передать. Загарелые и почерневшие от пожара предметы заполнили комнату, и осыпающиеся листы с згнившими записями разлетались во все стороны. Возникавший в воздухе тонкий запах пыли задерживался в легких, как паутина, вызывая легкую духоту. Потускневшее дневное светло проникало сквозь потемневшие оконные стекла, напоминая светильники ночной трассы.
Марк, смиренно скрестив руки на груди, находился на единственном неповрежденном стуле и с выражением полного пренебрежения наблюдал, как Ева пытается написать знакомые до боли слова на деревянной доске: "The Поэт".
