⇚ На страницу книги

Читать Статуя как процесс

Шрифт
Интервал

Глава 1. Издержки словесного творчества

Фёдор Львович, весьма пожилой человек, но крепкого здоровья и телосложения, похожий на Санта Клауса, имел редкое сочетание благообразного вида и пронзительного, несколько злого и реалистичного взгляда. Он всегда считал, что жилище писателя и предметы, его окружающие, должны нести в себе дух и отпечаток ушедшей эпохи классической литературы.

В его квартире на фоне книжных шкафов и стеллажей с книгами, на особых полках и подставках были расставлены бюстики, статуэтки, забавные безделушки, вазы и пальма в кадушке. На стене – два портрета – Достоевского и Толстого, а между ними – большой плакат с крупными буквами алфавита – от А до Я и цифрами – от 1 до 10. В одном углу на стене висел самурайский меч, а ниже, на специальной тумбе, пребывал гипсовый бюст В.Г.Белинского с синим шарфом на шее. Стол писателя – красивой старинной работы, из орехового дерева с кипой белоснежной бумаги формата А4, портретом покойной жены и здравствующей внучки.

Но и от уверенной поступи прогресса Фёдор Львович бежать не собирался. В контраст с классическим интерьером писательского кабинета, другой угол комнаты был оборудован современной оргтехникой и мебелью. Системный блок тихо шелестел кулерами, умно и уютно мигал разноцветными шпалами, мягко светился широкий плоский монитор, в специальных отделениях покоились всегда готовые к услугам принтер и ксерокс.

За компьютером сидела Юля, внучка писателя, двадцати пяти лет, миловидной наружности и быстро набирала текст. Бойко поплясав пальцами на клавиатуре, она изящно ткнула наманикюренным пальцем в какую-то клавишу, и из чрева принтера с урчанием вылез на свет божий очередной лист с ровными строками чёрного текста по белоснежному полю.

Рука писателя, в свою очередь, красивой ручкой, украшенной синими кристаллами, и красивым подчерком дописала художественный текст. Поставила точку. С минуту рука неподвижно лежала на столе (пишущий хмуро созерцал текст, исправления, зачёркивания, обведённые слова в нём). Затем решительно перечеркнула всё написанное большой, на весь лист, буквой «Х».

Фёдор Львович поднял голову, откинулся на спинку кресла, что-то тихо, но крайне раздражённо, ворча про себя.

– Всё! Моё терпение не безгранично! – наконец громко произнёс он, – Это не герой, а бунтарь какой-то, упрямец неисправимый!

– В чём дело, дедуля?

– Да, вот…, – недовольно пояснил дед, показывая ладонью на рукопись, – В первый раз со мною такие…м-м-м… чудеса: думаю написать одно, а пишется совсем другое. Написал, возвращаюсь, эпизоды куда-то исчезли… Чертовщина! Вчера вот, только собрался написать прекрасную сцену его первого поцелуя с Жанной, – только первое слово написал, – пальцы свело, рука занемела, не могу ручку держать… Этот Егор с самого начала не заладился.

– Это всё случайности, – примирительно ответила Юля.

– …Которые превратились в закономерность, – продолжил писатель, – Нет, Юленька, я решительно вычёркиваю его из героев. Заменю более покладистым. Материала вот только жалко, столько трудов потрачено на этого распи… Кхм… Я душу в него вложил, а в ответ – чёрная неблагодарность. Первый раз со мною такое. Дожился: не могу совладать с персонажем… Я всегда был писателем-реалистом!