⇚ На страницу книги

Читать Наблюдатель

Шрифт

Интервал

ISBN 978-5-4483-5497-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Офелия

Шаг как огонь в безвоздушном пространстве,

Капля воды над песками пустыни.

Ночь завывает мотивы шаманства,

Все, что пылало, —

остынет, застынет.

Стынут дороги в изломах печали.

Ивы, склоняясь, теряют надежды,

Ветер тихонько на крыльях качает

Смятую память —

так нежно, так нежно.

Брошена рута к подножью кумира,

Треснуло солнце под слоем из грима,

Яркая лента на шляпе факира.

Все, что сияло, —

лишь мнимо, лишь мнимо.

Красной землей озаряюсь в рассветы,

Крашу луной полутемные лужи,

Профиль мой соткан из легкого света,

Сердце стучится —

все тише и глуше.

Хрупкость березы в изогнутых ветках,

Низко согнулась до самого поля,

Листья изрезаны тонкой виньеткой.

Щедрая доля —

свободная воля.

Белые звезды в соцветиях веры,

Образов, мыслей, иллюзий, мечтаний…

Неумолимы, как путь Агасфера:

Вечная жизнь —

и скитанье, молчанье.

Смоют дожди кровь с осоки и сердца,

Водные впадины, дух мой безмолвный.

Огненной лавой уже не согреться,

Боль – это волны,

холодные волны.

Nigredo

Уничтожая внутри человечность,

Превозмогая словесную сушь,

Трупами стелется путь в бесконечность,

В травматологию выжженных душ.

В кровоподтеках обмякшее небо,

Гнойным нарывом набухла луна.

И выжигает на коже Nigredo

Сгинувших в мире вещей имена.

Война…

Сдираю иллюзии, вместе с кожей,

Всю матрицу ценностей уничтожив.

Свинцовая общность в людском потоке,

С рассветом расплавится на востоке.

Черные дыры, сожравшие звезды,

Необратимый, тотальный ****ец.

Тягостный, долгий отход от наркоза,

В реанимации спящих сердец.

В клочья растерзаны детские грезы,

Хрустом костей взорвалась тишина.

Боль, прорастая тяжелым некрозом,

Тянет магнитом добраться до дна.

Война…

Сдираю иллюзии, вместе с кожей,

Всю матрицу ценностей уничтожив.

Свинцовая общность в людском потоке,

С рассветом расплавится на востоке.

«Снова дышит весной пробудившийся город…»

Снова дышит весной пробудившийся город,

Отчего же на сердце щемящий минор.

Словно острый, врожденный, пронзительный голод,

Воспаленную душу берет на измор.

Не пьянят даже солнца лимонные брызги,

И пронизанных светом ручьев янтари.

Так тоска по другой, мне приснившейся жизни,

Словно рак пожирает меня изнутри.

Где-то рядом мой дом, за прозрачным эфиром,

Расстоянье в ладонь, но по хрупкому льду.

Там, раскидистый плющ окружил кашемиром,

Голубую беседку в цветущем саду.

Где живое вино в безыскусном бокале,

И в глазах у тебя серебрится вода.

Там есть три стороны, у кружочка медали

И шагнуть за абрис не составит труда.

«На краю земли гуляют ветры…»

На краю земли гуляют ветры,

И шумит высокая трава,

Здесь на много тысяч километров,

Расцвели ромашек кружева.

Облаков пушистые перины,

В золотистой солнца пелене,

И деревья, точно балерины,

Так изящно кланяются мне.

Вот почуяв ветер и раздолье,

Поднимая пыль столбом и шум,

В небеса, во весь опор, по полю,

Диких лошадей летит табун.

Над рекою встрепенулись ивы,

И спешат исчезнуть корабли,

Я стою на краешке обрыва,

И я вижу радугу вдали.

Апрель

Все встанет на места и солнце всех рассудит.

Изъедены снега черненым серебром.

Ослабшая зима, корежится в простуде,

И отступает в лес, со сломанным ребром.

Еще один февраль, не уступая марту,

Язвительный и злой, потребует реванш.