Читать Правила одиночества

Осенним днем, у окна городской квартиры стоял сорокалетний мужчина, и смотрел во двор так целеустремленно, словно ждал чего-то. Проследив его взгляд можно было увидеть внизу приземистое одноэтажное здание таинственной бюджетной организации, нагло огородившей часть прилегающей территории железным заборчиком. Слева от нее на возвышенности рябила разноцветьем детская площадка. Справа, поодаль, выступало здание почты, на фронтоне которой, было вывешено шесть огромных цифр. И всюду стояли жилые многоэтажные дома, типовые, но разноцветные, в палитре были цвета; бело-желтый, бело-коричневый, бело-синий и бело-серый, белый цвет выступал везде словно принадлежность, к какому-то строительному братству.

Караев был изрядно сед, выше среднего роста, широк в плечах. Старые, протертые до дыр джинсы, красная футболка с надписью СССР на груди, на босых ногах массажные тапочки. За его спиной посреди кухни на некрашеном деревянном столе, высилась радующая глаз початая бутылка грузинского коньяка, и разнообразные закуски: сыр, колбаса, масло, икра, буженина. Тяжело вздохнув, он, наконец, видимо не дождавшись откровения, покинул свой пост и сел за стол. Наполнил рюмку, поднес ее ко рту, и остановился, услышав шорох, доносящийся из комнат. Повернул голову, в сторону прихожей. Звук усилился и через пару минут, из бокового дверного проема выплыл женский зад, затянутый в трико синего цвета. Девушка пятилась, наклоняясь вперед, елозя перед собой тряпкой. Выждав пока она приблизится, произнес:

– Послушай, мне неловко есть, в то время как ты моешь пол.

Девушка выпрямилась, повернулась к Караеву, вытянув нижнюю губу, сдула волосы, упавшие на лицо и, проведя запястьем по лбу, неожиданно сложно ответила:

– У нас есть два решения этой проблемы, либо вы перестаете пить, я хотела сказать есть, либо я перестаю мыть.

Маша высокая стройная, но, увы, некрасивая девушка, у нее длинные русые волосы, бледная, нездорового вида кожа, светло-серые, почти бесцветные глаза, правильный нос, под которым, заметен пробивающийся светлый пушок, длиннющие ноги в толстых шерстяных носках и маленькие холмики грудей, выпирающие из тесной маечки. Ноги и грудь Караеву нравятся, все остальное нет.

– Действительно, – после паузы сказал он, – что-то я замысловатое выдал, вернее противоречивое, ну ты девушка умная, понимаешь, что это приглашение к столу.

– Догадываюсь, – ответила Маша, – спасибо, только если вы не возражаете, я хотела бы домыть полы. Вы же мне за это платите деньги.

– Полы надо домыть обязательно, – заметил Караев, – и речи быть не может о том, чтобы бросить их в таком виде.

– Спасибо, – девушка нагнулась, продолжила свое занятие.

– Одного не могу понять, – глядя на нее, произнес Караев, – как ты с твоим острым едким и даже не побоюсь этого слова аналитическим умом, решила актрисой стать.

– Я не на актрису учусь, – не прерывая своего занятия, ответила Маша, – я же вам говорила я на экономическом факультете.

– Действительно говорила, вспомнив, согласился Караев. – Это, между прочим, правильное решение, актрисам сейчас нелегко приходится. Снимают, не снимают? Зарплата нищенская. Сейчас время экономистов.

Он замолчал. Задумался. Домработница у него появилась недавно. Машу ему порекомендовала Лена Воронина бывшая сокурсница, с которой у Караева когда-то был длительный роман и на которой все друзья советовали ему жениться, Лена была дочерью тогдашнего замминистра торговли. Друзья завидовали, его будущее виделось им в радужных перспективах. Но Караев скучал по дому, собирался делать карьеру у себя на родине. К тому же мать была против женитьбы на русской девушке, против русских она ничего не имела, но интернациональные браки не одобряла. «Все добро, что я видела в жизни, – говорила она, объясняя свою позицию, – я видела от русских, в трудную минуту всегда они приходили мне на помощь. Но мы разные, в этом все дело». Тем не менее, Караев предложил девушке, поехать с ним в Азербайджан. Лена отказалась наотрез и назвала Караева ненормальным, как можно было поменять Москву на провинциальный город. После этого все как-то очень быстро стало на свои места. Караев действительно уехал на родину, а Лена вышла замуж за другого однокурсника. Причем еще до того, как он уехал. Через несколько лет Воронина развелась, однако однокурсник карьеру действительно сделал. Когда Караев вновь появился в Москве, об этом Лена узнала очень быстро и с тех пор, время от времени пыталась восстановить статус-кво, окружая Караева заботой и лаской. Заботу Караев еще кое-как принимал, но вот от ласки всячески отнекивался.