В два часа пополудни 14 июля 2015 года время пошло назад.
Не все, конечно же. Мое время. Я болтался по второму этажу дома, теребя смартфон: ожидал СМС от Маринки. Дипломы защитили пять дней назад, и я, и Маринка, и всю неделю мы провели в веселой беготне по городу, удовлетворенные и счастливые. А сегодня она засобиралась в Киров – на родину, до конца лета, и мы условились, что встретимся днем и все обсудим. Но уже два, а от нее – ничего. И трубки не брала.
Снизу доносился басовитый голос бати, он что-то орал в телефон.
Я еще раз набрал Соломатину. Теперь вне зоны. Чудненько. Поплелся вниз. Там батя по-прежнему кричал в телефон сквозь смех на кого-то из управляющих:
– Михалыч, это в стране у нас – демократия, а у меня – тирания. Забыл? Что за самодеятельность?
А я ждал, когда он закончит разгон Олега Михайловича, чтобы снова начать капать ему на мозги по поводу своего трудоустройства.
Батя, как обычно улыбался в бороду и смотрел хитро так, с прищуром, не отрываясь:
– Помнишь то лето? Восемь лет прошло…
Пришлось отвечать:
– И что с того? Ну, помню… Папа, чего ты хочешь?
Когда-то давно, лет в восемь, я, взяв листок бумаги и ручку, начал писать историю о нашей собаке Лизке и ее приключениях, а написав, показал родителям. Они похвалили меня, но я и сам, как сейчас помню, был очень счастлив, что завершил задуманное и тут же нашел читателей. Эйфория! Восторг совсем маленького еще человека. Мурашки по всему телу.
– Что значит – я хочу? Это ты, брат, хочешь вроде… Ты же мне все уши пропел про салон на Волоколамке…
Все так. Я пропел. Все уши. Две недели назад я защитил диплом и теперь, свободный и готовый к трудоустройству, пытался выбить у бати место менеджера в одном из его дилерских салонов «Ауди». Он же упирался всеми конечностями по не очень ясным мне причинам. Две недели упирался. Даже больше, учитывая то, что я начал переговоры чуть раньше защиты дипломной работы. А теперь вроде лед тронулся…
– Что, возьмешь к себе?
– Да. Только есть условие.
– Какое?
– Сделай мне подарок. Напиши рассказ про то лето. Помнишь его?
Правильнее было бы промолчать. Или сказать – нет. Но я помнил, очень хорошо помнил то лето.
– Ты за кого меня принимаешь? – улыбнулся я. – Я ведь не совсем Максим Горький…
– Знаю. Потому и прошу. У тебя хорошо получалось.
– В начальной школе!
– И что с того? Давай короче. Полтора месяца у тебя – до конца августа. Сделаешь – возьму замом к Гене.
Я притих на минутку. Гена, или Геннадий Андреевич, был управляющим дилерского центра, и такое назначение – прыжок ступенек на пять.
– Хорошо, – согласился я. – Давай попробуем.
– Договорились, – улыбнулся папа, протягивая мне свою большую ладонь.
Я молча пожал ее. И поплелся наверх.
Соломатина перезвонила только через час. Защебетала:
– Юрик! Прости, зай, не успеваю, похоже. Самолет через три часа. Забегалась. Подарки, то-се… Через пару недель вернусь. И сразу к тебе! Ладно, зай?
– Не называй меня так, – я улыбнулся. На нее невозможно было сердиться.
– Как? – засмеялась она. – Юрик? А как можно? Юрий Юрьевич? Монсеньер? Масса?
– Юрий Юрьевич – нормально, – продолжал улыбаться я. – Масса – тоже. А вот зая – как-то не очень…
Я очень живо представил себе, как она сейчас хмурит лобик и улыбается, немножко кривя красивые полные губы.