– Раз, два, три, четыре, пять, шесть.
– Отлично, – капитан Сомов провел своей личной карточкой через щель считывающего устройства и попросил: – Сосчитайте еще раз.
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, – послушно повторил я.
– Ну вот, сейчас «Анчар» проанализирует и запомнит ваш голос, занесет в списки работников, и мы получим допуск в секцию.
– Кто запомнит?
– «Анчар». Автоматическое самообучающееся охранное устройство. – Начальник нулевой секции покровительственно похлопал ладонью стену рядом с цифровой клавиатурой и щелью для магнитных карточек. – Компьютерная прослойка между надзирателем секции и внешней охраной. Угроз робот не боится, заложниками его не напугать, а при возникновении нештатных ситуаций в секцию автоматически впрыскивается раздражающее ОВ. Слезоточивый газ, по-русски.
– «Анчар» – это аббревиатура или название?
– Кличка. Нештатные ситуации он определяет сам, но, хоть он и самообучающийся, а мозги-то у него все равно железные. Вот и воняет в самый неподходящий момент. Один раз напустил газу, когда я подчиненного отчитывал. Голос немного повысил, и тут из-под двери – фф-у! – Капитан улыбнулся. – Чтит устав, железяка. В другой раз газу напустил, когда заключенная рожать стала.
– А у вас и беременные бывают?
– Была красотка. Она при попытке задержания на людной улице три пехотные гранаты бросила. Шесть трупов и семнадцать раненых. А перед самым арестом, когда обложили, еще и залететь ухитрилась. Надеялась, присяжные пожалеют. Все равно «вышку» получила.
– И кто у нее родился?
– Да какая разница, после газовой-то атаки. Она как увидела мертвого младенца, прямо на глазах в тихого дебила превратилась. До сих пор в клинике с куклой гуляет.
– С самого начала, наверное, с приветом была. Разве психически здоровый человек может совершить убийство?
– Ага. И содержатся у нас больные, приговоренные к высшей мере излечения. Эй! Ты чего, уснул? – Капитан нетерпеливо постучал карточкой по стене. – Сколько думать можно?
Словно в ответ на гнев начальника, над считывающим устройством перемигнулись красная и зеленая лампочки.
– Ага, – капитан опять провел своей карточкой через щель, якобы случайно заслонил от меня клавиатуру, набрал код. – Лейтенант, сосчитайте еще раз.
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть.
На стене приветливо загорелась зеленая лампочка.
– Вот и все…
– Секунду, – перебил я Сомова. – Капитан, не называйте меня по званию. Неудобно, все сержанты, а я офицер. Лучше просто по имени. И на ты. Незачем привлекать внимание.
– Хорошо… Слава. Так?
– Да, спасибо.
– Отлично. – Капитан повернулся к стене, и она раздвинулась.
Никак не могу понять, почему в тюрьмах так любят синий цвет? Нежно-васильковая униформа, лазоревые папочки с личными делами, голубые стены, индиговый пол, бирюзовый потолок из газосветных плит. Нулевая секция представляла собой стандартный тюремный блок на пять камер с карцером. Выглядело это как коридор два на пять метров с шестью дверьми из прозрачного пластика по стенам. В торце коридора стоял привинченный к полу ультрамариновый стол и такой же стул, за ним виднелись две двери. Одна, как я помнил, в ванную комнату, другая в кладовку. Витал легкий запах озона – следуя заложенным еще в средневековье традициям, тюрьма щепетильно заботилась о здоровье приговоренных.