Читать Тысяча и одна ночь. Том XI

Шрифт

Интервал

Тысяча и одна ночь. Том XI

Рассказ об Утбе и Рейе (ночи 680–681)

Рассказывают также, что Абд-Аллах ибн Мамар-аль-Кайси говорил: «В каком-то году я совершал паломничество к священному дому Аллаха и, окончив хадж, вернулся, чтобы посетить могилу пророка (да благословит его Аллах и да приветствует!).

И вот, однажды ночью, когда я сидел в саду, между могилой и мимбаром[1], я вдруг услыхал слабые стоны, издаваемые нежным голосом. И я прислушался и услышал, что голос говорит:

«Опечален ты плачем голубя, что сидит в кустах, –

Взволновал в груди он твоей заботы и горести?

Или, может быть, огорчился ты, вспомнив девушку,

Что волненьям мысли к душе твоей показала путь?

О ночь моя, что длишься над хворающим –

На любовь и малость терпения он сетует, –

Отняла ты сон от сожжённого любви пламенем,

Что горит под ним, точно уголья горящие,

Вот луна свидетель, что страстью я охвачен к ней,

Увлечён любовью к луне подобной я ныне стал.

Я не думал прежде, что я влюблён, пока не был я,

Поражён бедой, и сам не знал об этом я».

И затем голос смолк, и не знал я, откуда доносился он ко мне. Я сидел недоумевая и вдруг тот человек снова начал стонать и произнёс:

«Иль взволнован ты Рейи призраком, что пришёл к тебе,

Когда ночь темна и черны её локоны?

Любовь опять у зрачков твоих с бессонницей,

И душа твоя вновь взволнована видом призрака.

Я крикнул ночи, – а мрак подобен морю был,

Где бьют друг друга волны полноводные:

«О ночь моя, продлилась над влюблённым ты,

Которому поможет только утра луч».

А ночь в ответ: «Не жалуйся, что я длинна,

Ведь поистине нам любовь несёт унижение».

И я поднялся и пошёл в сторону голоса, – рассказывал ибн Мамар, – и говоривший ещё не дошёл до последнего стиха, когда я уже был подле него. И я увидел юношу, до крайности прекрасного, у которого ещё не вырос пушок, и слезы провели по его щекам две борозды…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Шестьсот восемьдесят первая ночь

Когда же настала шестьсот восемьдесят первая ночь, она сказала: Дошло до меня, о счастливый царь, что Абд-Аллах ибн Мамар-аль-Кайси рассказывал: «И я поднялся при начале стихов и направился в сторону голоса, и говоривший ещё не дошёл до последнего стиха, когда я уже был подле него. И я увидел юношу, у которого ещё не вырос пушок, и слезы провели по его щекам две борозды, и сказал ему: «Прекрасный ты юноша!» И он спросил: «А ты кто, о человек?» И я ответил: «Абд-Аллах ибн Мамар-аль-Кайси». – «У тебя есть нужда?» – спросил юноша, и я сказал ему: «Я сидел в саду, и ничто не тревожило меня сегодня ночью, кроме твоего голоса. Я выкуплю тебя своей душой! Что ты испытываешь?» – «Сядь», – сказал юноша. И когда я сел, он сказал: «Я – Утба ибн аль-Джаббан ибн аль-Мунзир ибн аль-Джамух аль-Ансари. Я пришёл к Мечети Племён и стал совершать ракаты и падать ниц и затем отошёл в сторону, чтобы предаться благочестию, и вдруг подошли женщины, подобные лунам, и посреди них была девушка, редкостно прекрасная, совершённая по красоте. И она остановилась подле меня и сказала: «О Утба, что ты скажешь о сближении с той, кто ищет сближения с тобою?» И затем она оставила меня и ушла, и я не слышал о ней вести и не напал на её след. И вот я теперь в смущении и перехожу с места на место!» И он закричал и припал к земле, покрытый беспамятством, а когда он очнулся, то казалось, что парча его лица выкрашена варсом