Вася.
Меня пленили затуманенные сны,В них не было покоя, только мука,В них черной краской изувечены мечты,А крылья выкрала суровая разлука…
Пустая детская площадка. Ни души. Теплый ветер хаотично раскачивает подвесные качели. Противный скрип железных креплений больше не вызывает тошноту. Напротив, мне спокойно как никогда. Крепче держусь за железные канаты, отталкиваюсь ногами от земли, закрываю глаза и наслаждаюсь минутной невесомостью.
Свобода полета – прекрасна. Она сводит с ума. Будоражит. Ты забываешь о проблемах, о печалях, обо всем на свете, просто летишь, чувствуя легкость во всем теле и в душе. Так по-детски, но это выручает.
– Прошло столько времени, а ты так и не научилась поднимать ноги.
Я чувствую, как на соседние качели опускается тень.
– Твои сандалики подняли пыль.
Остановив полет, распахиваю глаза. По бледной коже пробегают мурашки и скапливаются на сердце.
– Ваня? – удивленно моргаю. – Что ты тут делаешь?
Солнце попадает на его светлые волосы, голубые глаза излучают тепло, он улыбается, а я согреваюсь изнутри.
– Пришел проведать. Ты не против?
На щеках вспыхивает румянец. Смущенно закусываю губу и качаю головой. Моя реакция заставляет Ваню улыбнутся шире.
Мы молчим, и это молчание сладкое, такое трепетное и самое невыносимое. Я вся дрожу, но не испытываю страха. Это что-то другое. То, что похлеще свободного полета. То, что окрыляет тебя без крыльев.
– Покатать тебя? – предлагает Ваня, накрывая рукой мои костяшки пальцев. Я чувствую тепло и силу. Металлические прутики вонзаются в ладонь, мне немного больно, но я не спешу убирать руку.
– Я устала и хочу немного поспать, – мой голос едва слышен.
Его бездонные глаза наливаются грустью.
– Это и есть твой сон, Вася.
Остальные слова теряются в воздухе, когда я слышу свое имя. Непослушное сердце прекращает ход, на лице застывает глупая улыбка. Я наслаждаюсь его присутствием и продолжаю молчать.
– Проснись, – просит Ваня. – Хватит спать.
Я хихикаю.
– О чем ты? Глупости говоришь. Я не сплю.
Но парень будто не слышит.
– Проснись, – требует он, нервно тряся качели. – Проснись же.
Моя ладонь начинает гореть – Ваня слишком груб.
– Мне больно.
– Очнись, очнись, – твердит он. – Ты не сможешь спать вечно. Не будь такой эгоисткой, Вася. Открой глаза.
Его хватка становится жёстче, а поведение – аморальным. Он давит на меня, а я не понимаю, что делаю не так. Вырвав руку, тру покрасневшую ладонь. На ней появилась тонкая паутинка из царапин.
– Хватит! Мне надоели твои шутки! Зря ты пришел! Уходи! – с обидой отвечаю я. Отворачиваюсь и разглядываю обшарпанный фасад больницы.
За спиной слышится смешок.
– Прошло столько времени, а так и не научилась принимать правду.
Затылок окутывает холод – Ваня покинул качели. Обернувшись, провожаю его взглядом и давлю в себе обиду. Мне больно расставаться с ним, хочу его окликнуть, но вредная гордость не позволяет раскрыть рта. «Молчи, когда больно», – мысленно говорю себе.
Но вот кто заткнет это долбаное сердце?
Ваня садится в припаркованный у дороги автомобиль. Мне слышно, как рычит заведенный мотор. Ваня злится, терроризирует педаль газа, но не трогается с места. Чрезмерная импульсивность всегда была его слабой чертой. Всегда коробила меня и заставляла содрогнутся.