Из нас никто не спал. Мы все дежурили-караулили. Поочерёдно.
В ночь на двадцать восьмое декабря дежурила тёща. Она забаррикадировалась в кухне табуретками и стойко простояла всю ночь у холодильника.
На утро в банке с чёрной икрой не хватало семь столовых ложек, с красной – четыре. Кабачковую бог миловал. Но от салями остался только хвостик.
– Я задремала всего на секундочку, а вы как последние диверсанты воспользовались этим, – возмущалась тёща.
– Да мы это. Мы конечно не спали. Минуты четыре. А потом как дети, – переглядывались я и жена виновато.
– А я вообще – ребёнок, – отрезал наш отпрыск девяти лет.– Поэтому всю ночь спал тоже как ребёнок, то есть как младенец. Короче, без задних ног я спал, никуда не вставал.
В ночь на двадцать девятое декабря он дежурил – сын. Ведь рано утром в школу сорванцу, ан нет, вызвался караулить.
На кухне он включил дивиди, телевизор и лёг на табуретки, тем самым преградив путь к холодильнику.
На утро в коробке с конфетами-ассорти не хватало двенадцать конфет, в коробке с безе десять безешек, торт с красивой надписью «С НОВЫМ ГОДОМ!»! был съеден наполовину.
– Как вы могли! – Возмущался с лицом, вымазанным шоколадным кремом сын.– Я заснул всего лишь на секундочку, а вы, как последние сладкоежки!
– Да мы минут восемь не спали! А потом как дети! – вспыхнули мы с женой.
– Да-да. И я минут восемь, а потом мы усе – хры-ы, – подтвердила наше алиби тёща, а заодно и себя оправдала.
В ночь на тридцатое декабря караулила холодильник жена. Ей простили всё, потому что из холодильника бесследно пропали только солёные огурцы (три литра) и баночка майонеза (литр).
В ночь на тридцать первое декабря я сказал им: " Ничего не знаю, моя очередь охранять холодильник». Все разошлись по комнатам подавленные, один я был в приподнятом настроении, которое сохранялось у меня всю ночь.
На утро я не возмущался. Я был не в силах.
Подсчитали убытки. Бутылка коньяка и бутылка водки опустели больше чем наполовину. От копчённой горбуши остались одни горбики. От маринованных груздей, которые тёща берегла с лета, остались пустая двухлитровая банка и журнальная фотография знатока Друзя, которую тёща зачем-то наклеила на банку.
Вечером тридцать первого декабря всем семейством мы собрались, чтобы проводить старый год. На столе было всё что было в холодильнике, а ещё мы наготовили оливье. В атмосфере царила некая напряжённость.
– Говорила я, не надо запасаться на Новый год заранее, – проворчала жена, хрустя квашенной капустой.– Сейчас же в магазинах всё есть! Пошёл, купил!
– Ой-ли! Ой-ли! – парировала тёща.– Сёдня есть, завтра нету, знаем, проходили. И цены: сёдня такие, а завтра – совсе-е-ем другие. И народищу в магазинах тридцать первого не протолкнуться.
Короче, как бы то ни было, потихоньку мы развеселились. А когда шампанское выстрелило под удары курантов, атмосфера разрядилась окончательно. Тут дед Мороз к нам пришёл пьяненький со снегуркой квёленькой, сынок стих прочёл взрослый, я спел. В общем, Новогодний праздник удался. И оливье хватило всем!