Пока я здесь живу
Корова-пенсионерка и дед Василий
Деревня Васьки когда-то была многолюдной, славилась грибами, хорошей рыбалкой и раками. Девушки там были веселые и голосистые, а парни через одного балалаечники или гармонисты. Однако с тех добрых пор много утекло времени, народу в деревне поубавилось. Парней и молодых мужиков побила война да водка. Девушек и женщин одолевали печаль да заботы, тоска по несбывшемуся женскому счастью… Уезжали васьковцы из родной деревни в Сибирь на стройки, на Крайний Север, на Дальний Восток, тоже и в города Подмосковные, а дома свои, с резными ставнями, с русскими печами да лежанками с приделанными возле домов уютными хлевами для скота, оставляли на волю Божию, накинув лишь цепочку на двери с висячим замком… В конце восьмидесятых, когда страну скручивали судороги перестройки, оставалось в Васьках всего три дома, где топили печи, пекли и варили. Жили там две упрямых бабули: не захотели ехать в город, чтобы на всем готовом пребывать у своих взрослых детей. И жил старый одинокий дед.
Бабули – две Марьи – лет уже за 70 каждая и того же возраста дед Василий, жили в разных концах деревни, однако виделись меж собою каждый день. Было промеж них уговорено: кто раньше проснется, тот ходит по жилым домам здравствоваться. В морозную погоду не ходили, смотрели только, идет ли дым из трубы. Идет – значит жив хозяин.
С весны деревня оживала. Первыми приезжали рыбаки на рыбалку, свои же васьковцы. Следом ехал народ пришлый – фотографы да художники, любители русской красоты весенней. В Васьках с его старыми прудом и мельницей да сплошь поросшей березками причудливой белокаменной развалины былой церкви красоты было столько, что хоть целую галерею картинную открывай.
К этому времени у обоих Марий телились коровы, и первые приезжие, свои и пришлые, имели возможность наслаждаться вкусом настоящего коровьего молока, которое было здесь от обилия витаминов слегка оранжевым.
А когда земля, напитавшись влагой и набравшись весенним солнцем, неслышно выталкивала из себя сочную зелень, тогда в деревню устремлялись целые семьи, с детьми, со стариками и, главное, семенами и саженцами. И снова, как в далекие былые времена, из каждого подворья слышен был ценькот ведер, лопат, серпов и кос, пронзительные возгласы детей и озабоченный говор взрослых… Деревня сеяла, сажала картошку, втыкала в разрыхленные пролитые лунки рассаду помидоров и капусты… А в наскоро отремонтированных сараюшках и хлевах уже пищала, крякала, кудахтала и хрюкала вновь приобретенная быстрорастущая живность.
Обе Марии радовались обилию покупателей молока. Сюда пить натуральное коровье молоко привозили из города бледных ребятишек. И в обоих подворьях, которые с коровами, по утрам и вечерам разливали по бидончикам и банкам парное молоко, радовались полученной за молоко денежке: можно было нанять мужиков накосить и привезти сена, выкопать картошки, даже и починить избенку. А еще оставалось и на то, чтоб себя побаловать: конфетками да колбаской… И только на подворье деда Василия было тихо: его корова Марта «ушла на пенсию»! Говорили об этом с доброй усмешкой, однако с характерным движением указательного пальца у собственного виска.