Читать Зуд

© Максим Ермаков, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Этот мир продуман до мелочей. Здесь каждая деталь имеет свое значение и свой вес. Именно вес, ибо суть этого мира в равновесии. И каждая частность этого мира создана с тонким расчетом, с пристальным вниманием, с тщательностью. Этот мир – стройная структура, идеальная в своем совершенстве. Это механизм, настроенный безукоризненно для достижения поставленной цели. И вы, и я, мы все – те же продуманные до мелочей детали, существованием своим призванные служить решению задачи, суть которой нам понять не дано, ибо она определяется в неизвестных нам категориях. Наша инициатива бессмысленна, ибо и она просчитана – в ней нет личной воли. Свобода выбора – внесенная в уравнение погрешность. Все продумано. Все предопределено. Я рожу сына, и мой сын станет часовщиком. Иногда будет идти дождь, и мы раскроем наши зонты, а потом дождь пройдет, и мы будем кататься на лодках, щурясь от солнца. Но вы спрашиваете меня: что там, за рекой? Я отвечу вам. Там кончается мир. Там – ничего или там – все. Вы можете проверить, но это все равно ничего не изменит…

Пятиэтажный дом из багрового кирпича, темного, со слезными подтеками от долгих лет бесконечных дождей. Молчаливые окна, прячущие старость за плотной тканью штор. Балконы с наваленным в углах хламом – словно засохший гной в уголках глаз вечно сонного животного. Дождь проливается на покатую черепицу крыши, ручейками струится вниз и по заржавелому стоку уже бурным потоком стремится к сливной трубе, там гудит от натуги, от тесноты, стонет, ревет и вырывается бешеной пеной на изнеможенный камень мостовой. И кажется, будто бы это разорванная аорта умирающего существа, из которой хлещет кровь, унося с собой жизнь. Но нет агонии, нет желания остановить смерть – дом ждет и не может дождаться конца. Пока идет дождь.

К дому идет человек в темном, промокшем насквозь плаще с капюшоном. Человек останавливается, смотрит на дом, смотрит на рваную рану водосточной трубы, на белую пену, разбивающую камень, – он видит, как по трещинам мостовой убегает жизнь. Тонкой пленкой обволакивая землю, огибая деревья, скользкие от вечного дождя, вода вытекает на набережную и оттуда попадает в страдающую ненасытной жаждой бездонную реку. И в туманных безмерных водах теряются капельки жизни, заблудившись среди миллиардов других, таких же, только далеких и неизвестных.

Человек вздрогнул, сфокусировал потерявшийся взгляд, убрал со лба темную прядь мокрых волос, посмотрел на часы – 18:29; сумерки уже на исходе, скоро весь город спрячется в темноту. Бледно-синий, размытый весь день, в сумерках город обретает четкие линии, ясно прорисованные все той же синей краской – ненадолго, лишь на пару часов, он пробуждается от забытия и вскоре опять погружается в туман, бледнеет и засыпает.

Человек в капюшоне подошел к самому дому, к единственному крыльцу, прочел помятую табличку с облезлыми буквами – адрес тот. Господин Керлиц доступно объяснил путь: «По мостовой, вдоль леса, минут двадцать, а потом по аллее поднимитесь. Других таких домов нет, так что не спутаете». Человек поднялся по скользким деревянным ступеням под козырек: здесь было не так сыро, хотя сквозь мелкие щели потемневших от долгих дождливых дней досок козырька сочилась вода. Он скинул капюшон. Его звали Ежи, ему было около сорока, может быть, сорок пять.