Бляха
Телохранители искоса смотрели телевизор. Я пил в компании людей, которым хорошо знакома криминальная обстановка в городе. Несмотря на интеллигентный экстерьер, я готов перепить самых крепких мужиков, и три-четыре бутылки водки за вечер не производят на меня особого воздействия, разве что утром немного чешется кожа на животе. Такая особенность не раз выручала меня, но иногда приводила к непредсказуемым последствиям, что, собственно, и случилось в ту ночь.
Человек во власти сияет нездешним светом. Его влиятельное лицо охвачено всполохами затяжного экстаза. В зале резало глаза от начальства. Перепившееся руководство силовых структур, вице-премьеры, вожди и гонители демократии, государственники, главные придурки, реваншисты и прочие кремлевские красавцы гудели.
– У меня бляха лучше твоей! – раздавались голоса.
Каждый мечтал о бляхе.
– Твоя бляха – вообще не бляха.
– Я получал в месяц по четыре бляхи.
– Когда это было!
– А у меня платиновая бляха, – сказал кто-то.
Все замолчали. А я спросил:
– Вы какую бляху имеете в виду?
Они покатились со смеху.
– У тебя что, вообще нет бляхи?
– Да нет у меня никакой бляхи! – обозлился я.
Под утро им всем захотелось вместе полететь в космос. «Летите, голуби», – подумал я. Они мне тоже предложили лететь, в качестве хроникера, были и другие, не менее достойные предложения. Кончилось тем, что один из них – кажется, самый толковый и что-то даже смыслящий в литературе – завел со мной разговор о тайной стороне родной жизни.
– Я тебя читал, и ты мне не нравишься, – начал он с нормальной предутренней откровенностью, со сбившимся галстуком на белой правительственной сорочке. – Но я тебе вот что скажу: это заколдованная страна.
Я понимающе хмыкнул.
– Бермудский треугольник в подметки не годится. Тут круче. Никакие реформы у нас не пройдут, – заверил меня ведущий реформатор.
Я молча верил ему на слово.
– Была мысль найти объединяющую идею. Нашлись только разъединяющие. – Он огляделся по сторонам. – Старикмешает.
– Найдите лучше, – сказал я.
– Я не об этом, – скорчился реформатор и даже сделал движение, чтобы уйти непонятым, но вместо того воскликнул:
– Пал Палыч!
Подошел какой-то пьяный Пал Палыч. По виду – силовик. С болтающейся от горьких раздумий челюстью. В штатском.
– Скажи ему про старика. Он не верит.
Силовик испуганно посмотрел на начальство.
– Ну, говори, раз начал, – твердо сказал реформатор.
– Мы называем это передвижной черной дырой, – поежился силовик. – Или воронкой. Короче, хренотень.