Читать Кукольных дел мастер

«Рыбы вышли из воды на сушу. Птицы поднялись с земли в небо.

Обезьяна спустилась с дерева, потеряла хвост и стала человеком. Люди выбрались в космос и, задрав носы до небес, насладились собственным величием.

Ничего подобного.

Мы солгали себе, и с радостью поверили в ложь.

Рыба вышла на сушу не заключенной в тюрьме аквариума. Птица поднялась в небо не бескрылой пленницей в клетке самолета. Обезьяна стала человеком не потому, что чесала свою красную бесхвостую задницу, ожидая банана, как милости судьбы. Полагаю, однажды и мы с вами выйдем в космос так, как это нас достойно. Родимся заново, оставив утробу косной материи.

А сейчас давайте хотя бы перестанем лгать.

Это будет наш первый шаг в будущее».

Карл Мария Родерик О'Ван Эмерих, «Мемуары»

Представить себе бесконечность?

Элементарно.

Движение по кругу – и всех трудов. Планета летит по орбите вокруг звезды. Лошадь тащит ворот маслобойки. Танцоры ведут хоровод. Вертится грязь, налипшая на колесо. Человек тащится по жизни: дом-работа-дом-работа-сквер-пиво-дом-работа… Чистая, незамутненная бесконечность. Правда, в ней нет ничего общего с вечностью. Но, к счастью, остановка в определенной точке круга – это не конец. Это просто остановка. К чему отягощать факт лишними смыслами?

Представить себе вечность?

Проще простого.

Спросите не у разума, а у чувств, и получите ответ. Влюбленный парень ждет девушку у входа в кинотеатр. Ночью разболелся зуб, болеутолитель не помогает, и до утра – мириады веков. Сколько будет жить ребенок? – вечность. Он в этом глубоко убежден. Как долго мы не виделись? – целую вечность. Правда, в ней нет ничего общего с бесконечностью. Но, к счастью, неограниченное множество времени в ограниченном пространстве бытия – это в большинстве случаев абстракция. Образ, символ. И оставим его в покое. К чему отягощать смысл лишними фактами?

Представить себе кого-то, кому интересны эти заковыристые материи?

Увольте, не могу.

Так или примерно так рассуждал один лысый щеголь в шортах и рубахе навыпуск. Он наслаждался дивной ночью, запрокинув голову к двум лунам, прихлебывал из стакана, и время от времени делал многозначительные паузы, словно ждал, что луны ему возразят.

– Ты прав, – ответили ему. – Никому не интересно. Абсолютно. Думаю, это единственный абсолют, который возможен в нашей Вселенной. Запиши, а то забудешь.

И собеседник лысого, седой первооткрыватель абсолюта, скорчил обезьянью гримасу, с ужасающей точностью копируя макаку в состоянии удовлетворения.

Так он смеялся.

Минут на пять оба старика замолчали. Тутовая водка согревала кровь, остывающую с возрастом. Аромат орхидей навевал приятные мысли о чем-то мягком, добродушном и благосклонном к твоим мелким слабостям. Свет лун тихо лился, подобно слезам радости. Сентиментальность торчала за спинкой кресла, хихикая вполголоса.

Ну и ожидание, куда денешься…

Бездеятельность стариков резко контрастировала с неугомонной хлопотливостью женщины за столиком. Казалось, полк десантников вот-вот нагрянет в гости – столько еды она заготовила, и не собиралась останавливаться на достигнутом. В данный момент хозяйка заворачивала острый фарш в листья винограда, вымоченные особым образом. Вся лужайка насквозь пропахла уксусом, чесноком, гвоздикой, лавровым листом и мускатным орехом. Сложный букет дразнил обоняние. Лысый даже чихнул и с тоской развел руками: дескать, пока жду, слюной захлебнусь!