В лифте пахло женщиной, зашедшей с мороза.
Сам лифт был дрянной, старый, исцарапанный вдоль и поперек, украшенный сплошь непотребным графитти, но вот запах в нем стоял изумительный, такой, что идет от нахолодавших волос с чуть приметной примесью тонких духов, от схваченных румянцем щек, от чистого молодого тела с его млечной свежестью.
По крайней мере, так показалось Олегу Лободко, который с некоторым сожалением вышел из лифта на шестом этаже. Чувство, подобное тому, когда не хочется выходить из теплого автобуса – ехал бы себе и ехал куда-то вдаль, когда жаль прощаться с приятной компанией и торопиться домой, когда не хочется покидать цветущую лесную поляну…
А еще ему плохо верилось, что в одной из квартир на этом самом шестом этаже найден мертвым человек, ушедший из жизни не по своей воле…
* * *
– Можно подумать, что мы не в Киеве, а в каком-нибудь Палермо, – проворчал майор Лободко, пристально всматриваясь в человека, который удобно расположился на старинном резном, явно антикварном стуле. Человек был окончательно и бесповоротно мертв. Его задушили тонким, необычайно прочным, как сицилийская гаротта (правда, какова она, эта знаменитая гаротта, Лободко не знал – видел в итальянских фильмах, читал), шнуром, скорее всего синтетического происхождения, о чем свидетельствовала очень тонкая багровая полоска на шее.
Спинка стула едва достигала мертвецу до плеча, значит, тому, кто его задушил, сделать это было удобно – зашел сзади, накинул удавку, затянул. Мужчина, который встретил смерть, не стоя, а сидя, был немолод – лет под шестьдесят или даже больше.
В квартире все перевернуто и разбросано – убийца явно что-то искал. Деньги? Драгоценности? Или какую-то важную для себя бумагу? Скорее всего, последнее. На это указывало и то, что золотой перстень-печатка по-прежнему украшал безымянный палец правой руки покойного, а в ящике письменного стола, где порылись тоже основательно, разбросаны полторы тысячи гривен – пятнадцать «стольников». Не ахти, конечно, какая сумма, но все же…
Искали что-то другое, такое, видимо, которое владелец этой двухкомнатной квартиры на Печерске, привилегированном, когда-то для «белых», а теперь просто для богатых людей, районе Киева, мог хранить в бесчисленных папках с рукописями, газетными и журнальными вырезками, фотографиями, ксерокопиями, между страницами книг. Их и в гостиной, и в спальне было много. Разнокалиберные тома наверняка бегло листали, пытаясь что-то из них выудить, и в спешке, в раздражении бросали на пол – не жалея, как попало.
– Убийца пробыл здесь порядком времени, – заметил старший лейтенант Михаил Солод. – Чтобы устроить такой грандиозный кавардак, одного часа маловато. Все перевернул вверх дном… Целую ночь, что ли, искал?
В спальню, которая одновременно служила покойнику и кабинетом, заглянул участковый инспектор Виктор Столяренко.
– Олег Павлович, никаких видимых следов взлома или работы отмычкой не обнаружено. Одно из двух: либо хозяин сам открыл дверь убийце, либо у того были ключи. Вывод напрашивается такой: Тимофей Севастьянович Медовников впустил к себе в дом знакомого человека. Может, весьма близкого, очень близкого. Люди в таком возрасте, знаете ли, чрезвычайно осторожны, опасливы.