О, женщина, дитя, привыкшее играть
И взором нежных глаз, и лаской поцелуя,
Я должен бы тебя все время презирать,
А я тебя люблю, волнуясь и тоскуя!
Константин Бальмонт.
Легкое, почти эфемерное создание опустилось на подол ее бледно-лилового платья. Расправило крылышки:
– Посмотрите, посмотрите на меня. Полюбуйтесь, какая я красавица!
– Красавица, – шепнул ветерок. Крылышки закрылись, но через миг распахнулись вновь. Девушке показалось, что на ее платье сидит другая бабочка. Ее крылышки больше не были прозрачными, они окрасились в цвет темно-вишневого бархата, по которому был рассыпан разноцветный жемчуг. Новое дуновение ветерка, новый взмах крыльев, новое превращение. На перламутровых крылышках бирюзовые, желтые и алые капельки.
– Чудо какое, – наблюдая за игрой бабочки с ветром, проговорила девушка. – Чудо.
– Ма-рим-ба, ты прекрасна! – пропел ветерок.
– Я знаю, – сказала бабочка, сложила крылышки. – Знаю. А вот ты ни за что не угадаешь, какой я буду через мгновение.
– Ни-за-что, – согласился ветер.
Бабочка взмахнула крыльями, взлетела, стала легким, полупрозрачным, эфемерным существом и растворилась в солнечном свете.
– Жаль, что она быстро улетела, – раздался за спиной девушки негромкий голос.
– Жаль, – согласилась она и только потом обернулась. Перед ней крепкий загорелый мужчина. Он улыбается, протягивает руку, представляется:
– Луис Флорес.
– Маримба, – называла она свое имя. Поднялась с травы и звонко рассмеялась. – У вас такой растерянный взгляд, Луис. Вы считаете, что человека не могут назвать Маримба – бабочка? – он пожал плечами.
– Если честно, я только что придумала это имя, когда наблюдала за бабочкой, – призналась она. – Я – Лаура Ромерес.
– Лаура Ромерес? – воскликнул Луис удивленно. Лаура рассмеялась еще звонче, чем в первый раз.
– Для вас было бы лучше, чтобы меня звали Маримбой? Лучше бы, правда? – посмотрела на него исподлобья. – Вы верите, что я – Лаура Ромерес? – он кивнул. – Вы не слишком разговорчивый собеседник, Луис Флорес.