Тапочек прилетел ему прямо в лицо. Он вздрогнул от резкой боли. Выругался про себя.
– Иди, куда хочешь.
Она пулей выскочила из квартиры, с силой хлопнув за собой дверь.
Именно этим запомнились ему последние мгновения совместной жизни с ней. Последовавшая за этим звенящая пустота заполнилась суетой, не оставлявшей шансов эмоциональной смерти наложить на него руки.
Он поступил на психологический факультет, занимаясь вполсилы своей основной деятельностью.
Говорят, что клин клином вышибают. Это часто так и случается: новые сильные положительные эмоции затмевают старые. Глубокие раны затягиваются.
Много женщин было у него, в памяти все они выстраивались одной нескончаемой разноцветной вереницей. Они воспринимались им как один неделимый объект, один дом с многочисленными комнатами.
Ни одна из них не цепляла его до конца. Все так происходило по одной причине (так думал Энрике): он не искал любви. Относился ко всему легко, позволяя себе быть иногда полной сволочью. А потом, каясь в душе, извинялся.
Она шла по мягкому и теплому песку, ласковые волны океана иногда касались ее босых ног и, журча, убегали обратно. Соленая вода обжигала раны на них, но девушка как будто не замечала этого. Ей даже была приятна легкая боль: она позволяла ощущать реальность и не отключаться от настоящего.
Лиа знала, что происходит с ней, но не могла признаться себе, да и не хотела этого.
Целый день она ходила по маленькому городку курорта, разговаривала с местным населением, насколько возможно в силу знания языка, покупала какие-то симпатичные безделушки, сидела в уютных уличных кафе, смотря на прохожих и наслаждаясь вкусной пищей, осматривала достопримечательности.
В этот день Лиа фотографировала много. Жизнь останавливалась в кадрах, оставляя на них свой отпечаток. Вот маленький мальчик, весь чумазый (и все равно счастливый), гладит уличного пса; улыбающийся старик, которому лет девяносто, сидит за столиком в кафе и что-то доказывает своему приятелю (интересно знать, что именно он говорит с таким энтузиазмом). Молодая женщина развешивает белье на веревках: простыни, рубашки, детские штанишки. Она – черноглазая, со слегка вьющимися волосами, выбивающимися из-под белого платка, в легком пестром платье. Смотря на нее, Лиа ощущала как бы наложение двух разных миров: собственного, стороннего наблюдателя, и этой женщины. Она деловито занималась своими делами, не зная, что стала объектом пристального внимания. Лиа пыталась отгадать её мысли. Очевидно, они могли быть о планах предстоящего дня или о чем – либо еще.
Фокус фотоаппарата останавливался на старинных пошарканных домах, цветах на фоне неба.
Лиа чувствовала, как пульсирует жизнь вокруг, пронизанная яркими лучами жаркого солнца. Она слышала музыку, которая словно проникала во все ее существо, заставляя замирать от восторга. Молодая путешественница не замечала даже, как гудят от непривычной усталости ее ноги, обутые в тесную обувь. Она выбежала из гостиницы без особых планов на предстоящий день, захватив только сумочку и фотоаппарат на всякий случай, который, надо сказать, она брала с собой очень часто. Передвигаясь на такси, Лиа мечтала совершить что-нибудь совсем непривычное, лучше всего то, чего боялась. Но ничего не придумав подходящего, решила просто побродить по городу.