У меня в ушах так колотила кровь от пережитых перегрузок, что мне несколько секунд после серии орбитальных маневров пришлось приходить в себя. Я был уверен, что бой закончился нашей победой – мы с Дораном и Гносом на трех скоростных истребителях “D-6” отсекли правое крыло боевого охранения вражеских крейсеров и подставили их под огонь нашего эсминца “Слава Республики”. Бортовая плазменная артиллерия разделалась с тяжелыми бронированными штурмовиками Бессмертных в считаные минуты, избавив нас от сложного и опасного орбитального боя. После этого Доран ввязался в стычку с остатками левого крыла, Гное получил повреждение двигателя и отправился на базу академии, а я принял приказ перейти в распоряжение передовой группы, купирующей прорыв Бессмертных в четвертом приграничном секторе. Крикнув Дорану по связи, что отхожу, я утормозил машину, сменил орбиту и начал разгон с экономией топлива, используя дармовую гравитацию звезды.
Я уже был готов снова врубить маршевые дюзы и выйти на разомкнутую параболу, когда меня атаковали сразу четыре вражеских истребителя. Причем момент они выбрали до предела неудачный для меня – для данной расстановки сил я занимал далеко не лучшую орбиту, проходящую через восьмидесятый сектор по астроцентрическим координатам. Вывернуться из опасной и неожиданной ситуации я мог как на разгоне, так и на торможении – надо было срочно выбрать, что именно делать. В первом случае четверка нападающих останется ближе к звезде, а во втором, наоборот, я уйду на более низкую орбиту, оставив противника на внешних относительно себя секторах.
Оба маневра имели почти равные преимущества. Если противник окажется ближе к светилу, то у меня повысится свобода орбитального маневра вплоть до ухода в межзвездное пространство, но тогда на фоне звезды мне куда труднее будет брать Бессмертных в прицел, даже в радарный, поскольку этот чертов термоядерный шар мощно излучал во всех спектрах – от корпускулярного до рентгеновского. Если же на внешней орбите окажется противник, то я хоть и смогу в какой-то мере затеряться среди излучений, но зато возможность маневра снизится многократно.
Самое обидное заключалось в том, что на принятие столь сложного решения ситуация отпускала мне не более пяти секунд. В такой ситуации крайне тяжело удержаться от паники – рассудок впадает в ступор, а принимать решения, как я всегда считал, надо именно рассудком. Но теперь все вышло иначе – я попросту инстинктивно рванул рукоять тяги маршевых двигателей на себя, выводя свой “D-6” на более высокую орбиталь. И лишь когда моя машина перенеслась на внешнюю относительно противника орбиту, я понял, что совершил ошибку, оставив четыре вражеских истребителя на фоне звезды. И один-то в потоке излучения поди возьми на прицел, а тут полная четверка! Им же меня выцелить – делать нечего, тем более в четыре спаренных скорострельных плазменных пушки. Выходило, что я сам себя поставил в крайне невыгодное положение, в котором на моей стороне остается только возросшая степень орбитальных маневров.
Однако, что показалось мне очень забавным, на уровне чувств, а не разума я ощутил себя легко и свободно, а от паники не осталось и следа. Передо мной словно весь космос открылся, во всех своих четырех измерениях.