Сознание отказывалось сосредотачиваться на происходящем. Разноцветные пятна, путающиеся мысли. Внутренности скручивало в животе, будто они уже оторвались и сейчас вращались по инерции, как чай в кружке после размешивания.
А в ушах ревела кровь. И, хотя расшифровка звука поступала в мозг не через барабанные перепонки, а через нейрошунт, сквозь этот рев с трудом пробивались голосовые сообщения интеллект-систем корабля и крики диспетчера станции.
Маркер катастрофически близкой планеты, центральная звезда этой системы, остальные звезды, маркер орбитальной станции и четыре маркера аварийных кораблей-роботов, на полной скорости несущихся сейчас к нему, но все еще находящихся где-то в середине пути. Все это сейчас резво проворачивалось перед экранами грузовика огромным колесом – тяжеловоз крутился в пространстве совершенно неприличным для воспитанного космического корабля образом.
Четыре минуты назад какой-то урод на юркой яхте выскочил всего в сорока километрах от грузовика. Полыхнули оранжевыми зарницами транспаранты-предупреждения. Искин, взвыв женским голосом, мгновенно дорисовал симуляцию практически лобового столкновения двух космических кораблей, только что перешедших в нормальную метрику.
Но было уже слишком поздно. Как обычно.
Одно утешало – уроду досталось «на орехи» куда сильнее: небольшая гоночная яхта вошла в остаточное поле измененных метрик трехмегатонной махины рудовоза, только-только оказавшегося в нормальном пространстве. Три с половиной миллиона тонн покоя! С измененными метриками после только что завершившегося гиперперехода! А учитывая, что урод и сам был только-только «оттуда» – получилось совсем весело.
Поля с разными метриками сцепились и очень тепло «поздоровались» – пространство дрогнуло и исказилось в объеме, отдаленно напоминающем огромную хитровыкрученную рюмку без ножки. Рюмка из мягкого желе диаметром полсотни километров. Разумеется – полсотни километров нормального пространства, а сколько там было километров, метров или даже сантиметров субъективного – одним звезда известно). о всяком случае, пространство внутри «рюмки» дрожало очень похоже.
Почему именно «рюмка»? А это уже вопрос к топологам, изучающим старшие метрики.
Спустя мгновение: грузовик крутится юлой уже в половине гигаметра от точки столкновения, а яхта, тоже кувыркаясь, медленно летит куда-то прочь и от места аварии, и от планеты. В отличие от грузовика, несущегося в противоположную строну. Грузовик, кстати, летит точнехонько к планете.
И к орбитальной станции на ее орбите.
– Сука! – Кричал он сразу после «столкновения», не слыша собственного голоса. – Первая моя разгрузка! Первая разгрузка! И так мне все обосрать! Выживешь – сам тебя прибью, сука!
Думал, что кричал. На самом деле – сипло хрипел, с трудом шевеля губами. Но системам корабля это было неважно – они исправно записывали все, что происходило на мостике.
Голос диспетчера станции пробился сквозь грохот в ушах. В женском голосе была неприкытая паника. Чистая и неподдельная. Женщние-диспетчеру было от чего паниковать – ИС станции уже построил траекторию движения грузовика. Получалось… очень грустно и неутешительно.