⇚ На страницу книги

Читать Госбезопасность и курочка ряба

Шрифт
Интервал

1

Трамвайный вагон номер 43 вела заурядная женщина тридцати лет, и звали её Анна. Тут читатель засмеётся и бросит книжку. Но напомню, что у Булгакова Аннушка не вела трамвай, а разлила масло. Да и что же мне делать, если решил по возможности сохранить подлинные имена героев этой реальной истории. А случилась она в 1953-ем году в городе Владивостоке.

Итак, Анна Петрова, стронув трамвай от остановки «Горпарк», начала забирать вправо, обходя крыльцо Педагогического института. И словно провожали вагон гипсовые студент и студентка по бокам довольно широкой лестницы. Вожатая привычно глянула влево вдоль Китайской улицы – нет машин. И ещё один гипсовый «советский человек» у ворот ГПКиО, приветственно поднявший руку, как бы указывал трамваю путь в св

етлое будущее, то есть во Врачебный переулок.

Эти две сотни метров были самым глухим отрезком пути. Справа тянулся откос, заросший в начале ромашками, а дальше, к краевой больнице – полынью и пустырным паслёном. Слева – узкая пыльная грунтовка, и вдоль неё – заборы частников, барак белёный, склады… Правда, уклон крутоват, а в конце – резкий левый поворот. Но движения – ни вдоль, ни поперёк; можно и подумать о своём. О каком своём? Да о Федьке, конечно.

Что? Моторы задёргались! Потеря сети? Ну да, даже искры… Анна мгновенно двинула контроллер, крутанула колесо тормоза и взглянула вверх. Провода контактной сети раскачивались вверх-вниз почти на полметра. Анна вмиг опустила бугель и уже без паники открыла двери вагона.

«За восемь лет работы такого не было!» – подумала она. Как только к городу подходил сильный тайфун, да и на полсуток после него, движение трамваев прекращали. А сейчас – ни ветерка, туманный, но тихий июнь; однако сеть – ходуном.

Пассажиры покидали вагон; кто угрюмо молчал, кто вздыхал, а некоторые и ворчали на водителя: «Дрова везёшь, что ли?». Анна взяла тормозные башмаки, вышла тоже, сунула их под колёса. И – заметила у рельса и на шпале неровное пятно засохшей крови.

– Тьфу, чертовщина! – прошептала она. Пятно было облеплено рябыми куриными пёрышками; да и по гравию – куриный пух. И водитель всё вспомнила: на прошлой неделе как раз тут… Ну, она лихо, но допустимо, вела вагон. Вдруг справа из полыни и паслёна с безумным кудахтаньем прямо под колёса метнулась рябая курица. «Всё – готова!» – сразу почувствовала Анна, инстинктивно рванув тормоз. Благо, стоявших в вагоне не оказалось. А на завалинке барака сидели две старухи, и они уже подняли крик. Из двора выскочили ребята малые, три-четыре замарашки, и с ужасом смотрели на бьющийся у заднего левого колеса окровавленный комок перьев.

Анна быстро отпустила тормоз и стала набирать ход. Даже в Успенке, деревне, где она родилась и росла, все знали: гуси – степенная птица, а куры – заполошная. И если проезжий грузовик задавит гуся при свидетелях, то ещё можно отсудить штраф. А за курицу – бесполезно: кура – дура!

За неделю почти забылась эта история. И вот сегодня… «А я – не дура? – подумала Анна. – Вон уже и за мной вагон стоит, и встречный. Чего это я про курочку-рябу вспоминаю?». И она решительно скомандовала кондуктору:

– Маша, беги в Пединститут: там телефон у вахтёра; звони в путейский… Ну, ты видишь…

И она кивнула на бугель.