Максим гордился своим домом, иначе пришлось бы его ненавидеть. Он всем говорил, что такой дом остался один в Москве – доходный дом конца позапрошлого века, с высоченными, «как в Питере», потолками, с лабиринтом коридорчиков и крошечных комнат в каждой квартире, с ванной на кухне, опять же, «как в Питере», а главное – с чёрными лестницами.
Чёрные лестницы по ширине не уступали парадным (уже и неясно было, какие первоначально служили чёрными, а какие парадными), но их завалили старой мебелью, коробками, всяким барахлом и хламом, который неизбежно набирается в местах долгого проживания людей… И здесь, на чёрных лестницах, Максим с ровесниками-соседями любил проводить время. Не любили, точнее, привыкли…
Сегодня, в субботу, Максим проснулся часов в десять. Сполоснул лицо, съел, не разогревая, найденные в холодильнике две вчерашние котлеты. Радуясь, что матери дома нет (уехала, как каждую субботу, на Щукинский рынок, где продукты дешевле), порылся в ящиках серванта и набрал двенадцать рублей мелочью. И своих у него было сто шестьдесят. Для начала долгого выходного дня не так уж плохо.
Максим посмотрел в окно. Люди ходили в рубашках и платьях. Значит, по-прежнему тепло.
– Ништяк, – сказал себе Максим, рассовал по карманам джинсов сигареты, паспорт, мобильник, обулся и вышел из квартиры. Запер оба замка.
Дом не имел двора, то есть двор был, но за домом – поросшая мелкой травой площадка со стволом когда-то упавшего и так оставшегося лежать тополя. Кора давно отвалилась, ветки обломались, и ствол служил лавкой. Площадку окружали гаражи-ракушки… А нынешняя парадная лестница спускалась сразу к тротуару, выводила в суету оживлённого Большого Тишинского переулка. Не переулок, а нормальная, не самая узкая улица Москвы…
Максим постоял у двери, проморгался, привыкая к обилию света, и подумал, что делать дальше.
Можно позвонить парням – Дрозду, Котику, Пескарю, – предложить собраться. И Максим уже вынул мобильник, но сразу спрятал обратно – там и так в минус. Возвращаться домой было опасно – сейчас мать вернётся, запряжёт делами. Суббота ведь, генералка… Максим быстро дошёл до соседнего подъезда, набрал код, дверь пискнула.
Поднялся на второй этаж, позвонил в восьмую квартиру.
Дверь открыла мать Котика.
– А Ко… – Максим запнулся, поправился: – Виталик дома?
– Здороваться надо, – ответила мать Котика и скрылась в глубине квартиры.
Максим остался на площадке, подождал. Минуты через две появился Котик. В одних синих футбольных трусах, худой, заспанный.
В детстве он был упитанным, розовым, с пушистой головой. Соседки любили с ним возиться и называли котиком. Прозвище это так за ним и осталось…
– Чего? – хрипнул Котик, жмурясь.
– Выйдешь?
– На фиг?
– Ну, потусуем. – Максим пожал плечами. – Ты чё, с бодуна?
– Уху…
– Выходи.
– А башли есть?
– Ну так, немного.
– Щас тогда…
Котик ушлёпал куда-то и тут же пришлёпал обратно в синей футболке, разношенных сланцах.
– Ты куда опять? – раздался слезливый голос его матери.
Котик молча захлопнул дверь, стал спускаться.
Не видя в руках у Котика ничего, кроме помятой пачки «Явы», Максим удивился:
– А ты пустой, что ли, совсем?.. У меня меньше двухсотки.
Котик залез рукой в трусы, покопался, достал свёрнутую несколько раз пятисотку. Протянул Максиму. Тот отдёрнул руки: