Читать Соавторы Бога

Радлов сидел на веранде и пил кофе. День обещал быть великолепным, если не считать слишком сильной жары. С утра на изумительно голубом небе ни единой тучки, легкий, летящий с моря поток воздуха, нежно обдувает тело. Вокруг замечательная пышная растительность, насыщающая окружающее пространство своим густым, приторным ароматом.

Радлов встал, прошелся по тропинке, полюбовался высоким и стройным, как модель, кипарисом. Рожденный в небольшом северном городке, где большую часть года земля покрыта снегом, он всю жизнь мечтал жить на морском берегу, в окружении яркой южной природы, где кружение белых хлопьев воспринимаются как экзотика или аномалия. И вот сейчас ему выпала такая возможность, хотя и не очень надолго. Честно говоря, он бы с удовольствием провел тут этот месяц в полном одиночестве, в этом замечательном, похожим на маленький дворец доме. А он никогда не жил во дворцах, хотя давно хотелось ощутить себе жителем такого вот жилища. Даже пробовал копить на это деньги. Но всякий раз они разлетались из его кармана, словно птицы.

Хотя с другой стороны так ли это важно, где жить и даже с кем жить. Он всегда жил по большому счету только с самим собой. Женщины, мужчины проносились по его жизни, как люди на карусели. Кто-то выпрыгивал из нее и задерживался рядом на какое-то время, но большинство так катались по бесконечному кругу.

Радлов снова сел за столик и налил себе кофе. Надо отдать должное этой супружеской чете, стараются они на славу. Вокруг идеальная чистота, все убрано, как в казарме. Вдобавок это женщина отлично готовит, один кофе чего стоит. За те два дня, что он тут находится, сумел убедиться, что с обслуживающим персоналом ему повезло.

Может, вообще все пройдет отлично, он проведет этот чертов семинар, положит в карман неплохую сумму, которая поможет ему выкрутиться до того момента, когда он напишет и издаст свой новый роман. А на это уйдет не меньше года, в последнее время пишется что-то медленно. Раньше перо скользила по бумаге значительно быстрей, иногда он даже за ним не поспевал. Но после успеха его последних произведений он не может позволить себе выдавать какую-нибудь туфту. Вот приходится подолгу корпеть над очередным творением, ставя непременную цель создать новый шедевр. А когда хочешь обязательно выдать на гора что-то великое, то задача усложняется в разы. Все по-настоящему великое рождается спонтанно, так как это произошло у него в первый и даже во второй раз. А вот в третий не очень получилось. Хотя критики и читающая публика приняли роман вполне благосклонно, кое-кто даже восторженно, сам же он сознавал, что по большому счету это если не неудача, то и подлинный достижением назвать нельзя. Кое-что действительно удалось, но совсем не в том объеме и не на том уровне, как замышлялось. Боязнь поражения висела над ним как дамоклов меч. И не позволял чувствовать себя раскованным, свободным. А ведь это главный залог получения максимального результата.

Но к его счастью почти никто этого так и не понял. Правда, были пару статеек, где проскальзывала эта мысль. Но серьезного резонанса они не вызвали. Если не считать у него самого. Он тогда подумал: в мире так мало подлинно проницательных людей их можно почти в прямом смысле сосчитать по пальцам. И такие, как он, этим и спасаются. Иначе все было бы для них гораздо трудней. Подлинные критерии понятны и известны единицам, остальная масса довольствуется возникающими смутными впечатлениями. И если действовать на них, то не так уж и трудно обнаружить ключ к вечному успеху. Тот, кто заставляет людей пролить несколько дополнительных слезинок, удостаивается несравненно большей похвалы, чем тот, кто пробуждает мысль. Сентиментальность всегда ценилась больше разума. И ничего не меняется, людям нравиться больше переживать, чем думать.