Книга сия, состоящая из нескольких тематических разделов, представляет собой первую эксклюзивную подборку поэтических и драматических произведений автора, находящего теперь, после пятнадцати лет самопроизвольно-предпочитаемого молчания в официальной литературной среде, необходимость, отныне, препоручения продуктов собственного творчества заслуженной и небездарной публичной дистрибьюции.
Наравне с произведениями, написанными на Русском, в сборник включен, также, ряд Английских коротких стихов и фрагментов, среди которых, к скромной чести автора, литературно-примечательные посвящения к особым ново-календарным датам и темам, и, также, поэтические философизмы. К сему, в разделе Дополнений, помещены авторские построчно-адаптированные Русские переводы, с надлежащими, к тому, пояснениями.
Отличительность сей книги – её разножанровость; последующие разделы включают в себя произведения крупных форм, в ряду коих: «Сердце Поэта» – романтическая поэма в свете истории погребения сердца П.Б.Шелли, в своём роде, гимн поэтической дружбе; сюрреалистическая драма «Морская Раковина и Духовник», по мотивам легендарного киносценария А. Арто; и пост-модернистическая оригинальная пьеса «Gloomy Sunday», выражающая в себе одну из основных дилемм в чувственной жизни творца искусства.
К сему: если драматическая импликация символических образов Арто произвелась, здесь, в большей степени, в предмет классического смысла, характера и действа, что вполне бы могло адвокатировать ту, и доселе, нередко кажущуюся абсурдной, амбицию самого поэта Арто, в претензии того на место во всемирной классике драматического жанра; и если, в сим случае, это потребовало некоей сюжетной версификации в пользу более эстетического метода (что, возможно, подверглось бы осуждению самим мастером Театра Жестокости); то, в случае пьесы, автор, совершенно обратно популярной, на сегодня, идеализации истории и линии судьбы характеров, предпочёл изобразить момент данной биографии героя в свете, не приукрашенном, в свете чистого события и, наперво известных фактов трагического исхода, и только это послужило источником представления о композиционных путях инверсии обыгрываемых чувств. (Так, даже Дьявол-Тофель, действующим лицом введённый в пьесу, вплоть до самого финала, не представляет из себя ничего дьявольского в его собственном образе, ибо ему не присуща никакая иная природа, помимо внезапного, феноменального визитёра.)
В отношении ж общей стилистики оформления текстового материала, по предполагаемому недоумению читателя в соблюдении тут правил Русской письменности и издательского такта, автор заблаговременно отправляет того заглянуть в раздел Дополнений, к грамматическому письму «Мёртвый Маленький я или Высоты Русской Строки», каковое интродуктивно поместить в начале книги автор не решился, единственно, лишь во избежание педагогического тона в начале сборника.
Во всемирной истории Русской литературы и книгоиздания, это уже вторая книга сего автора, где находят место все Принципиальные Озаглавливания, по его мнению, необходимые для поднятия авторитета Русского языка и, в нём, Самоутверждённого Собственного Смысла.