Рука сама потянулась к укрепленному на катана-какэ мечу. Сама, против воли хозяина. Мужчина с удивлением смотрел на меч, оказавшийся в руке, – пальцы сжали рукоять, и кожа ската, которой была обтянута рука, приятно холодила ладонь. Ничего более прекрасного, чем этот меч, он никогда прежде не видел. Это было его сокровище, его богатство, его гордость. Настоящий самурайский меч эпохи Токугавы Иэясу, принадлежавший школе мастера Мурамасы. Для тех, кто понимал, – этому мечу не было цены, в мире просто не существует таких денег, за которые обладатель меча готов был бы с ним расстаться. Совершенный инструмент для убийства – и одновременно произведение искусства, любоваться и восхищаться которым никогда не перестанешь.
Мужчина поднял меч так, чтобы лезвие его оказалось на уровне глаз, и принялся вглядываться в холодную сталь, рассыпавшую блики в лучах утреннего солнца. Меч словно поработил его, подчинил, но это ощущение было приятным. Власть, которой обладал меч, не вызывала у мужчины никаких отрицательных эмоций. Наоборот – когда он держал его в руках, все было правильно и хорошо, так, как и должно быть. Но стоило расстаться с оружием хоть на сутки, и все шло кувырком, дела не ладились, еда оказывалась невкусной, книги – неинтересными, свет то слишком ярким, то недостаточным. Когда же он брал меч в руки или просто оказывался в той комнате, где он покоился на катана-какэ, все немедленно становилось на свои места. Ему никто не был нужен, потому, наверное, он даже не заметил, как жена собрала вещи и ушла, не оставив ни адреса, ни телефона, как один за другим пропали все старые друзья-приятели. Остались только такие же, как он сам, коллекционеры-фанатики, сидящие в Интернете и готовые ради раритетной вещи пускаться в дальние путешествия и тратить баснословные суммы, чтобы обладать вожделенной вещью. Если бы он мог, то и работу бросил бы, но тут незадача – не на что стало бы покупать новые предметы для коллекции, и потому он держался.
Меч завораживал – такой правильной и строгой красоты он не видел никогда. Ею хочется любоваться беспрестанно, не отрывая глаз, не отвлекаясь. Но почему внутри вдруг такая тоска? Почему так ноет сердце? И тяжесть, такая могильная тяжесть, как предчувствие смерти…
– Да, мой господин. Я слышу тебя. Я все понял.