Читать След черной звезды
Ветер и снег
Хочется жить. Жить. Просто жить.
Хочется спать нормальное количество часов в сутки. Хочется бросить курить. Хочется бросить пить совсем, даже самое лёгкое вино, даже пиво, чтобы спиртное больше никогда не обжигало внутренности. Хочется, чтобы голос перестал быть таким грубым и хриплым. Хочется улыбаться. Хочется смеяться. Хочется петь песни в мажоре. Хочется радоваться. Хочется любить.
Не хочется быть как все. Не хочется…
…Голова трещит по швам, и череп от боли готов расколоться на части. Перед глазами туман. Ломит суставы. Холодно. Дождь. И насквозь промокли кроссовки и джинсы. Куртка не застёгивается. С волос ручьями льёт ледяная вода. Резко вставать нельзя, иначе сознание совсем погаснет, а падать не хочется, не хочется что-нибудь себе сломать, ведь даже если очень попросить, никто не поможет всё равно, все пройдут мимо, всем наплевать…
Хочется домой. Хочется в тёплую ванну. Хочется к маме…
БОЛЬНО!!!
Дэни открыла глаза, и села на постели. Она проснулась от собственного крика – хорошо хоть, что дома никого, отец в командировке, мама у бабушки осталась, никто не услышал, не проснулся, не испугался… Действительно, болела голова, болела нестерпимо, в висках стучало… Раньше Дэни никогда не пыталась убивать боль таблетками, но почувствовала, что сейчас иначе не спастись. Она выбралась из-под одеяла, в комнате родителей открыла шкафчик, где отец хранил лекарства, нашла супермодный «Нурофен», в кухне проглотила две таблетки, запила водой прямо из носика чайника и присела на стул. Потихоньку боль отступала, но спать уже тоже не хотелось. Хотелось кофе. Дэни нашарила в шкафчике банку, две ложки насыпала в турку, залила водой и опустила на плиту. Вспыхнул огонёк, жалкое подобие пламени костра – или пожара. Захотелось курить, но не было сигарет, никаких, даже самых гадких, даже «Беломора». Смех и грех.
Сон. Откуда он? Он приходит уже не впервые, но впервые он так ярок и ощутим. Отражение прошлого в сильно сгущенных красках. Такие моменты бывали не однажды, когда Дэни вот так бродила под дождём, чтобы протрезветь и не являться домой пьяной в дым, бродила с раскалывающейся головой и адской ломотой и дрожью во всём теле, в промокшей до нитки одежде, со слипшимися грязными волосами. А устав бродить, роняла тело на первую попавшуюся скамейку – и потом боялась подниматься, чувствовала, что упадёт. Упадёт неправильно, сломает себе что-нибудь, а кому дело до пьяного подростка, валяющегося в грязи? Всё это было. Но только теперь к горлу подступила тошнота. Что же это такое? С чего оно началось? Могло ли быть иначе?
Ей было шесть лет, когда она впервые услышала волшебную музыку «Битлз», когда научилась обращаться с проигрывателем и, наконец, читать. Ей было десять, когда ей подарили первый в жизни магнитофон. Так она и жила очень долго в одиноком царстве подростка – отшельника, в тихий книжно-битловский рай которого периодически вламывались Моррисон, Блэкмор, Хэтфилд и Плант; пока только вламывались, пока только эпизодически. Ей было тринадцать, когда она впервые услышала отечественный рок, поняв оттуда далеко не всё, но поняв главное: это – её. Ей было четырнадцать, когда успеваемость в школе с отличной покатилась к посредственной, когда она начала потихоньку зацикливаться на чёрном цвете в одежде и в жизни, когда она впервые засиделась во дворе до полуночи, когда она узнала вкус табака. Жизнь сменила размеренный шаг на стремительный бег и покатилась под откос – с точки зрения благопристойных буржуа.