Читать Пристрелите загнанную лошадь

На площадь приехал цирк шапито со зверинцем и детскими аттракционами, и через неделю я одурела от попсы, гремящей из динамика, прибитого к фонарному столбу над крышей моего торгового ларька. Репертуар зазывно-обольстительного песнопения был невообразимо широк (отдельное спасибо «Русскому Радио», станции «Шансон» и «Европе Плюс»), но поскольку основными посетителями зверинца были и оставались дети, предпочтение отдавалось диску с творчеством гениального Владимира Яковлевича Шаинского.

Через неделю я выучила наизусть все двадцать два шедевра и первое время исправно подпевала то голосистому мальчонке, то Кларе Румяновой, прилежно выводила соло Храброго Крошки Енота: «От улыбки станет всем светлей, и слону и даже маленькой улитке». Через две недели так насобачилась, что могла уже со стопроцентной точностью продиктовать последовательность шлягеров и их исполнителей.

Сегодня на моих коленях лежал учебник госпожи Козловой А. М., и я в восемнадцатый раз читала предложение: «Участники хеджевых сделок оперируют методами прогнозирования тенденции рынка по восходящей и нисходящей линиям, оценивают их пределы, рассчитывают предполагаемые уровни рыночных колебаний и соответствующие стоимостные параметры базисных активов».

В принципе… понятно. Но для доцента Медведевой, принимающей экзамен по банковскому делу, надо отбарабанить все тарабарским языком, и «в принципе» ей не достаточно. А я никак не могла въехать в тему, поскольку в голову сквозь уши проникали сожаления Крокодила Гены о единственном в году дне рождения.

Отложив в сторону учебник, я поглядела на толпу деток, штурмующих билетные кассы зверинца, и, раздвинув коробки с тортами «Волшебная фантазия», бросила взгляд в сторону палаток, торгующих сладкой ватой, попкорном и газированной водой с сиропом. Конкуренция, однако. Ушлые циркачи привезли с собой все составляющие сладкой детской жизни – еду, зрелища и гениального Владимира Яковлевича. К моему, когда-то широко востребованному массами ларьку, добирались только редкие сопровождающие деток лица за сигаретами, спичками и пивом (обязательно холодным и почти обязательно свежим).

– Если так пойдет, – вздыхал хозяин палатки Ибрагим Асланович Тушкоев, – все пиво скиснет… окончательно. – За вольером с общипанными грустными орлами циркачи разместили переносную точку с грилем, шашлыком, разливной «Балтикой» и корейскими салатами. – Кто дал разрешение?! – возмущался Ибрагим Тушкоев и сотрясал эпитетами воздух. – Кому… эти… кому на лапу дали?!

– Ибрагим Асланович, – утешала я, – этот зоопарк на колесах к нам почти каждый год приезжает. Не на долго, упокойтесь. Связи у них налажены, так что бегать с вопросами по инстанциям не советую…

– Какой год?! Какой каждый?! – выпучив глаза, бушевал Тушкоев. – Не видел. Не знаю. Давно здесь живу.

– Ибрагим Асланович, раньше цирк останавливался на площади у вокзала, – терпеливо объясняла я, – но сейчас, после того как дома вокруг нас снесли, циркачам, в единственном исключительном случае, разрешили разместиться здесь. В центре города.

– Почему здесь?! Зачем здесь?!

Эх, беда с этими темпераментными южанами.

Семь лет назад, когда беженец из Таджикистана Тушкоев (у Ибрагима Аслановича папа ингуш, а мама таджичка) обзавелся последовательно гражданством России, четвертым сыном и ларьком в центре города, месторасположение ларька считалось крайне выгодным. Невдалеке от прилавка проходила транспортная развязка, удобный для распития слабоалкогольных напитков сквер с древним общественным туалетом и умеренно охраняющая, но зато так же умеренно берущая милиция, – Тушкоев слал хвалу небесам, подсчитывал прибыль и приценивался к соседнему ларьку с молоком, кефиром и творожными сырками.