Сегодня среда. Дождь льет как из ведра. Оля стояла в редкой толпе «беззонтичных» несчастных, которые не решались вымокнуть до нитки и у выхода из метро ждали жиденького небесного просвета. Небо непроницаемо наливалось все большей теменью, и струи сменились на потоп.
Почему, когда смотришь на дождь даже из теплого дома, прислоняясь бедром к подоконнику или опершись на локти, наваливается какая-то безысходность, удрученность и тоска? Сейчас, подрагивая от холода от макушки до хвоста, драматичная нота безнадёги гремит как форте, все громче и громче.
До дома десять минут пешком. Ноги все равно уже вымокли и, решительно шагнув под влагу небесную, Оля дробно застучала каблучками по тротуару. Холодные струи мигом намочили голову и потекли за шиворот. Поёживаясь, замерла на светофоре, ощущая, как струйки добрались до поясницы. В надежде согреться молнией пересекла перекрёсток, подлетела к уличной лестнице и у самых перил поскользнулась на мокрой земле и, подломив подъем правой ступни, кубарем съехала вниз по земельному склону, плотно приложившись лицом к слабо пробивающейся весенней травке. Никогда не замечала за собой склонности раскрывать рот в непредвиденных обстоятельствах, ни от удивления, ни от восторга. Эта черта личности ей не была присуща, но сегодня, с набитым землей ртом, из которого торчали отдельные весенние травинки, Оля даже заплакать не смогла от острой боли, пронзившей ногу. Холодная мокрая земля, ручьи и даже реки стекающей воды, и она, сидящая у подножия склона в разорванных колготках с наливающимся черным синяком на стопе.
– Вставай, красавица! – крепкие руки подхватили Олю за талию.
– Идти можешь? – женщина поддерживала свои сумки, Олю и зонт над их головами.
– Наверное, нет, – Оля выплюнула землю и заплакала.
Женщина, велела Оле держать зонт, достала из кармана телефон и позвонила: «Слава, ты дома? Очень хорошо. Быстро выходи на улицу. Я за углом нашего дома. Помоги мне».
Через две минуты Оля сидела на маленькой табуреточке в ванной комнате хозяйки квартиры, умывалась, отплевывалась от земли и песка, так щедро закусила которыми при полете со склона, чистила зубы, теплый халат обнимал её дрожащее тело, а махровое полотенце, наверченное на голову, сушило волосы.
– Судя по гематоме, у тебя перелом, – деловито констатировала хозяйка, – сейчас отмоешься, и Славик отвезет тебя в травмпункт.
Надежда, так звали спасительницу, плотная, но с тонкой талией, с необыкновенно красивыми чертами лица, карими глазами и черными вьющимися волосами, внушала надежду и спасение, а также мир во всем мире и в собственной квартире.
Кольцо безысходности замкнулось на уличной лестнице, а сейчас чужие люди говорили с ней как с родной, и ближайшая перспектива разорвала замок тоски, и Оля почувствовала, что все-таки ничего такого страшного не случилось, бывает и хуже. «Какие мы все разные…» – подумала Оля.
Несмотря на проживание в мегаполисе, Надежда спокойна, гармонична, с юмором, не вздыхает поминутно, не брюзжит и не рефлексирует, говорит тихо, дружелюбно, по делу и не удивительно, что её сын беспрекословно подчиняется, и видно, что он – её правая рука.
– Мне нужно позвонить, у меня сел телефон, – Оля боялась пошевелить ногой, и когда Слава подал ей свой мобильник, она осторожно, не поворачиваясь, взяла его.