Читать Записки начинающей ведьмы. Становление

© Ольга Чалых, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Меня зовут Сандра, Сандра Шторм, мне сто сорок лет, да-да, вы не ослышались, сто сорок, хоть и выгляжу я гораздо моложе, и я… я ведьма! Да-да, та самая, что умеет привораживать и навевать дурные сны, делать отвороты и пускать в ход ведьмин мешочек… Читаю по вашим глазам, что вы с неким-то недовольством поморщили нос и ваши мысли посетил залихватский вопрос: стоит ли дальше читать мои записки или лучше бросить, так и не начав? Поверьте мне: СТОИТ!

Родилась я в небольшой деревеньке на краю света.

– Почему на краю? – спросите вы с иронией.

– Потому что хуже быть не могло! – заверю я вас. – Но об этом чуть позже.

Ну, так, пожалуй, продолжим…

Деревня, в которой я родилась, была небольшая, но здесь уже сложилась своя иерархия, и совершенно отчетливо прослеживалось разделение на тех, кто работал и тех, на кого работали. Родители мои были людьми не просто бедными, а скорее сюда больше подойдет синоним – нищими, поэтому и семья моя относилась явно не ко второй группе.

Мы жили в маленьком домишке, с покосившимися стенами и дырявой крышей. Зимой дом промерзал насквозь, образуя изнутри иней, а весной и осенью покрывался плесенью от постоянных затяжных дождей. Долгими зимними вечерами, когда отца с матерью не было дома, мы со старшей сестрой ютились возле полуостывшей печки, прижавшись друг к другу, и согревали дыханием замерзшие руки. В моменты лютой стужи мы надевали на себя все, что могли найти в доме, поэтому были похожи на маленьких неуклюжих медвежат. То ли согреваясь в объятиях сестры, то ли так на меня действовал лютый холод, я впадала в забытье, и мое воображение погружало меня в бездну чудесных снов, рисовавших мне совсем иную жизнь. В них все было по-другому, ни я зависела от мира, а он, жалко скуля, падал к моим ногам. Однако все заканчивается, и мои сны тоже. Глубокой ночью отец и мать возвращались домой. Они сильно скандалили, потому что отец всегда был пьян. Он очень просто объяснял свое состояние – «жизнь такая». Хочу сразу отметить, что меня он не просто не любил, а даже ненавидел. Во время частых ссор родителей я слышала, как он кричал, что я совсем не похожа на него, а значит, не его дочь. Мать пыталась оправдаться, и тогда в ход шло все, что было у них под рукой. Мы с Джин, моей сестрой, от испуга забивались в самый дальний угол, крепко прижимались друг к другу и молились, просто молились. Через пару часов шум затихал, отец заваливался на старый драный диван и заунывно храпел. Да, действительно, с годами я стала замечать, что у меня нет никаких сходств с моими родными: они были все светловолосые и бледные, а я имела смуглый оттенок кожи и такие же темные волосы. Когда я пыталась хоть что-то выведать у матери о своем отличии от сестры, она только качала головой и тихо шептала:

«Не слушай ты этого старого болтуна, он уже совсем все мозги пропил».

Через полгода, попав под ледяной ливень, Джин сильно заболела и слегла. Лечить ее было нечем и не на что, деревенские знахарки по очереди советовали то одно, то другое. Однако Джин становилось только хуже. Местный доктор, который тянул с приходом две недели, наконец, явился и констатировал у нее сильнейшую чахотку. Спустя пару дней Джин умерла, и я осталась совсем одна. Отец, которому итак до меня не было дела, стал совсем невыносимый. После смерти сестры он возненавидел меня еще больше. Чтобы ни случалось в нашем старом доме: терялась ли иголка, поржавевшая от вечной сырости, или заканчивался последний ломоть хлеба – во всем была виновата только я. Отец уже не просто кричал на меня, он очень больно хватал меня за руки, оставляя на них огромные синяки. Мать, удрученная смертью сестры, казалось, совсем забыла о моем существовании. В общем, как вы заметили, детство у меня было совсем не радужное.