Совсем недавно отгремели в Вятской губернии бои Гражданской войны. Привычный уклад жизни был разрушен, власть менялась как погода весной: то белые, то красные, то бунт в Уржуме, то колчаковцы в Ижевске и Елабуге. Крестьяне не знали, кого больше бояться и на кого уповать. Потом голод накрыл черной тенью всю губернию, а следом по городам и селам поползла эпидемия тифа. Слухи, один страшнее другого, будоражили село Пустынники, затерянное в лесах и болотах Вятчины. Но вот беда миновала, и люди, как птицы ранней весной, радовались, что выжили, что год выдался урожайным, что не бродят больше по лесам банды.
Ласковое августовское солнышко согрело каждую травинку на лесной опушке. Удивительно теплый для короткого северного лета день клонился к вечеру. Воздух был наполнен ароматами нагретой земли, полыни, свежескошенной травы. Словно стайка птах, расположилась отдохнуть у тропинки под рябинами возвращавшаяся с дальнего покоса компания подружек.
Настенька, тоненькая невысокая девушка лет двадцати, отмахнулась недоплетенным венком от надоедливой пчелы, прислушалась к разговору подружек. Анюта пересказывала то, что узнала от своего ухажера Мишки-комсомольца о том, какая жизнь начнется скоро в их селе.
– Ну, хорошо, скотину заберут в общий хлев, на подворьях горбатиться не будем, а кто же за ней ходить-то будет? – спросила Нюра.
– Кто-кто, мы, все вместе. Кто-то пасет скотину, кто-то доит, кто-то чистит хлев, кто-то сено возит. Всем работы хватит, – горячилась Анюта.
– Да работы-то всегда хватит, да чем детей кормить будем без скотины на подворье? – подала голос Маша. – Как жить без своего молочка, без яиц, без птицы, без огорода?
– Не помрешь, не боись. Каждому будут давать все, что хошь и сколько хошь. Только трудись – не ленись.
– Я не понимаю, зачем же, с темна до темна, бросив дом, работать на общем подворье? Чтобы мне там дали продукты, которые у меня сейчас свои есть? И просить ни у кого не надо.
– Ну какие вы несознательные, – всплеснула руками Анюта, – нельзя же только о себе думать, рабочих в городе тоже кормить надо. Они вон заводы для всей страны строят. Забыли, как в городах люди от голода на улицах мёрли?
– Забудешь тут… амбары в селе подчистую вымели… ладно, скотину успели в лесу схоронить.
– А кто не успел, тот потом лебеду да крапиву ел, – вздохнула Акулина.
Настя, склонив русую головку над венком, думала о своем. Ей было не до колхозов. Перед глазами стоял черноглазый парень, гармонист Георгий из соседнего села. От его улыбки, от его взгляда у нее кружилась голова. Вспомнила, как, спрыгнув сегодня со стога, угодила прямо ему в руки.
– Попалась, птаха? – усмехнулся Георгий, – не выпущу!
Настя вырвалась и убежала поближе к бабам. А самой так хотелось прижаться к его груди и затихнуть в его объятиях…
– Ой, девоньки, глядите, едет кто-то, – вскочила на ноги Акулина.
С пригорка, на котором расположились девушки, родные Пустынники и дорога были видны, как на ладони. По дороге действительно пылила телега.