⇚ На страницу книги

Читать Ничей. криминальная повесть

Шрифт
Интервал

© Евгений Кремнёв, 2016


Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Где-то звонит колокол, еле слышный в подземном переходе, где стоит женщина: ей под сорок, её зовут Люба. Она в монашеском одеянии и поет псалом. – …Господи, Боже наш! Как величественно имя твое по всей земле! Слава твоя простирается превыше небес! Из уст младенцев и грудных детей ты устроил хвалу… – голос у неё чистый, красивый. Несколько зевак стоят поодаль, внимая пению монашки; ей подают, не скупятся.

Мимо торопливо проходит подросток по кличке Карлсон – ему лет пятнадцать-шестнадцать. Люба косит на него глазом, продолжая петь, – …ради врагов твоих, дабы сделать безмолвным врага и мстителя…

Не глядя в сторону Любы, Карлсон выстреливает молодым баском. – Уходи! Полицейский идет!

Одухотворенность мгновенно слетает с лица женщины: Люба обрывает пение, кидает в сумку, стоящую в ногах, банку для пожертвований, картонную бирку с текстом «Подайте на строительство храма» и убегает.

В переходе появляется веснушчатый полицейский. – Эй, гражданка в чёрном! Пожалуйста, остановитесь!.. – приказывает он.


…Люба бежит по битому кирпичу вдоль заброшенного жилого здания, на ветру развевается платок-апостольник, за ней – полицейский. От его вежливости не осталось и следа. – Стой, сучка! Догоню – урою!.. – кричит он. Люба забегает за угол, за ней – полицейский.


…На земле лежит полицейский, на лбу из раны сочится кровь. Запыхавшаяся Люба и Карлсон стоят поодаль. – Ты его не убил? – говорит Люба.

– Нет, – отвечает Карлсон. – У ментов лбы крепкие. Проверено.

Они подходят к полицейскому. – Жалко: молодой такой, – говорит Люба и придурковато хихикает. – Хорошенький!

– Ага! А если бы он тебя сдал за работу на чужой территории! – выговаривает ей подросток. – Ты, Люба, думай, кого жалеть! Мент это продажный!

Люба вздыхает. – Все мы люди, все мы – человеки.

Карлсон наклоняется, подбирает огромную гайку, лежащую рядом с полицейским, и кладёт в карман. – Пошли отсюда.

Они торопливо идут вдоль заброшенного здания. Люба на ходу снимает с головы чёрный платок-апостольник и кладёт в сумку.

– Тут тебе нельзя работать, – говорит юноша.

– Да. Нужно искать другой переход.

– Я завтра на Румянцевский рынок ухожу.

– Что так?! – удивляется Люба.

– На Крестьянском я уже примелькался. Менты в интернат могут сдать.

– И иди в интернат. Заживёшь как человек. Имя тебе дадут. Документы получишь.

– Чего! Офигела что ли! Слышал я, как в детдомах живут! Я пацан свободный и живу сам по себе!..

– Разве это жизнь – прятаться да убегать?

– А чё. Мне – в прикол…

Люба вздыхает, глядя на Карлсона.

1

По дачному поселку едет джип. Салон у него из белой кожи, дорогой и чистый. Под лобовым стеклом на шнурке болтается символ языческого солнца, похожий на диск от циркулярной пилы. За рулём – человек по кличке Бритва; ему слегка за тридцать, он сухощавый, в костюме с иголочки, и в затенённых очках в модной оправе. Рядом – Шрэк, по виду – его ровесник, с ковшеобразной челюстью и в спортивном костюме.

– …Корней – урка старого закала и мы для него – никто, – говорит Бритва. – Пыль. Потому он у нашего пушера дурь забрал. Мол, толкал товар на его территории.

– Почему его?! – упрямится Шрэк. – Это наша территория!