⇚ На страницу книги

Читать На языках хинди и суахили

Шрифт
Интервал

© Люба Правда, 2016

© Ия Легостаева, дизайн обложки, 2016

© Катерина Блоссом, иллюстрации, 2016


Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

К языкам

Критики и авторы перестроечных учебников тщательно отмывали поэтов Серебряного века от алой революционной крови, оправдывали глупостью и молодостью их левачество и на рваные криком губы наложили подорожник нового времени, в котором бунт приватизирован пошленькими акционистами, а оппозиция позорней власти. Маяковскому оставили позвоночник, Есенину – слезливую деревенщину, восторг Блока перед адом революции пояснили и простили. Потом, в девяностые, политика на время вернулась в стихи, но из болота Миллениума не выбрались ни радикальные политики, ни радикальные поэты, призывавшие к восстанию против реальности. И если поэтам-мужчинам общество великодушно разрешило цитировать Летова и даже Ленина в юношеских своих стихах: всё равно подрастут и остепенятся, то поэты-женщины лишены и такого права. Не заклюют, конечно, у птиц этого болота клювы давно размякли от нехватки кальция, но пожурят, спросят, вздыхая: «Ты всё про Маркса, Любочка? Про классовую войну? Ах, когда же уже будет про любовь!» Но ведь здесь всё про любовь – хочется заорать. И когда красный томик расшибает головы купленного рабочего класса, и когда мясо буржуев скрипит на молодых крепких зубах – всё любовь! Любовь к тому, чего нет, что вы не создали или просрали, глупые вы болотные существа. И когда в безразличной толпе, в метро, среди угоревших по ЗОЖу и поэтов с пивом на лавке, прорезается голос, и хрупкая девочка отдаёт себя тонкокостной революции ради тщательно забытого будущего – я вижу лишь любовь, нежность и всепрощение, даже тех, кого прощать нельзя. Отрицая реальность болота и больше – жизнь, которую стыдно жить, – хрупкая девочка тонкокостной революции не сбрасывает со своего прекрасного парохода ослепительное прошлое. И в социальных сетях легко добавляет в друзья Евтушенко и Цветаеву, Вознесенского и Маяка, Кушнера и Багрицкого. Родись она в 90-х позапрошлого века – красила бы деревья в багровый вместе с Татлиным и верстала «Окна РОСТа» с Бриками, а потом сгинула бы в лагерях. Девочки тонкокостных революций не могут иначе. Но она – дитя Чака Паланика, и вот вам книжечка из девяностых годов века, которого у нас никогда не было. Учите языки. Хинди и суахили.

Максим Кабир, поэт

Ссылка на гения

«Засыпает город Москва…»

Засыпает город Москва
Кокаиновым снегом, кислотным дождём,
Потянет в центр шляться тоска,
Иначе заживо, сука, сожрёт.
Разрастаясь в пропорциях и толщине,
Жирная тварь умножит под рёбрами зуд,
Алконавты высаживаются на Луне,
Цветаевой дочери – на Тверском мрут
С капиталом: бутылок – звенящая рать,
По карманам – пакетики с анашой —
Страшно, когда нечего проебать,
И как это хорошо.

«Куплю себе фотоаппарат задорого…»

Куплю себе фотоаппарат задорого
Пофоткать бомжей в ракурсах разных,
По ком звонит, отче, сегодня твой ржавый колокол,
Какой буржуй рябчика прикладывает к ананасу
И поглощает (если бы) тоску прорусскую
Народа, болевшего борьбою за родину,
На тебе, хочешь, ещё козырный туз,
«Наеби красиво» – лозунг Мавроди,
На.
Психоанализ потерпел крах в советских реалиях:
Фаллос для избранных, простолюдинам покажут член,