повесть
(Впервые опубликована в 1995 г. в латвийском журнале «Даугава». Вышла в авторском сборнике «Предпоследний день грусти», 1998 г., «ЭКСМО Пресс»)
Который раз сегодня воскресенье. В который раз я стою возле зеркала и старательно завязываю пестрый широкий галстук. И в который раз мне никак на удается его завязать. Я верчу его в руках. Пытаюсь сделать что-либо похожее на узел. И мои тонкие длинные пальцы то сжимаются, то расслабляются. Я знаю. Заранее знаю, что ничего у меня не получится. Но я упрямо продолжаю свое нелегкое дело. И капельки пота выступают на моем широком открытом лбу. Пожалуй, эта церемония – единственный протест в жизни. И самый для меня безболезненный. И я безмерно рад, что в моей жизни остался только такой безболезненный протест. После чего я непременно зову свою жену и мгновенно успокаиваюсь. Потому что она ловко и проворно приводит мой вид в полный порядок. Я всегда удивляюсь легкости, с какой она берется за любое дело. И любое дело горит в ее маленьких пухлых руках. И любое дело она выигрывает. Поэтому и сегодня. В который раз. И в которое воскресенье. Я поворачиваю голову к двери. И кричу низким. Еще сохранившим музыкальный тембр голосом:
– Валя!
Она тут же появляется в дверях. Маленькая, пухленькая, беленькая. Домашний котенок. И ее образ излучает такое спокойствие и уверенность. Что я облегченно вздыхаю. Она смеется маленькими ямочками на круглых щеках. И смешно морщит свой курносый нос.
– Ну почему ты меня не позвал сразу? – она укоризненно качает кудрявой головой. – Зачем ты так долго мучился?
Зачем? Как раз на этот вопрос я не могу ей ответить. И никогда не отвечаю. Не могу же я ей объяснить, что завязывание галстука – мой единственный, оставшийся протест в жизни. Единственное несогласие с собой. И единственное желание себя победить. Этого она бы не поняла. И решила бы, что я чокнулся ели просто дурак. Она пронырливо завязала галстук. И чмокает меня в щеку.
– Как всегда – в одиннадцать?
Как всегда – в одиннадцать. И ни минуты позже. Я вернусь домой. И на столе, покрытой белоснежной накрахмаленной скатертью в красные розы. Будет стоять глубокая тарелка с жареным картофелем. И от нее будет валить горячий, согревающий тело, пар. Я обожаю жареный картофель, который искусно и неповторимо готовит моя жена Валя. И ничего более вкусного я в своей жизни не ел. Я обожаю эти воскресные вечера в одиннадцать. Когда мы вместе с Валей забираемся на мягкий диван. И утыкаемся в телевизор. И хрустим на всю комнату поджаренными румяными корочками. И запиваем их теплым сладким молоком. И на пухлых губах моей жены непременно остаются белые капельки. И мне доставляет огромное наслаждение их слизывать. После чего моя жена Валя прикрывает свои голубые глаза. И обессилевшая. То ли после жареного картофеля, то ли после моего поцелуя. Медленно опускается на мягкий диван. И так же медленно, аккуратно проводит своими маленькими пальчиками по моей спине и лицу. И обязательно, в самый неподходящий момент появляется сияющая физиономия моего сына. Он хитро подмигивает нам. И мычит что-то типа:
– Ну-ну…
И тут же исчезает за дверью.
Валя испуганно вскакивает. И поправляет свой длинный атласный халат, А мои руки бессильно и вяло опускаются. Ничего не поделаешь. Сын уже в который вечер все портит. Мы с Валей переглядываемся. И облегченно хохочем. В конце концов – это не последнее воскресенье в нашей жизни…