***
Присяжный «певец Фелицы» (императрицы Екатерины II), создавший в своих стихах богоподобный образ монархини, завесивший его хвалебными одами, навлекший на себя гнев императрицы и обвинение в том, что он пишет якобинские стихи (ода Властителям и судьям, ода На взятие Варшавы), пошел по пути развенчания своего высокого прежнего идеала, когда вблизи увидел подлинник человеческий с великими слабостями.
По мере ухода из творчества Державина образа Екатерины на его место выходят образы великих вождей и полководцев того времени: Репнина, Румянцева, Суворова, Потемкина, Ушакова.
Посвящая им свои строки, Державин лепит очертания подлинного главного Победителя России – сказочного вихря – богатыря, твердокаменного росса – всего русского народа (примечание самого Державина к оде На взятие Измаила).
Военные начинания и победы русского дворянства второй половины XVIII в. находят в Державине своего самого восторженного баяна, создателя победных од, поэтики громозвучной. Торжественно приподнятая тональность, патетика военного слова и боевой трубы, мощь образов, метафор и аллегорий – все это составляет глубину и вселенский размах победных од.
По поводу одной из первых таких од Екатерина сказала Державину: Я не знала по сие время, что труба ваша столь же громка, как лира приятна».
Державин предстает перед нами по – римски напыщенным и помпезным, по – библейски величественным и громогласным, и по – детски неуклюжимым и причудливым. Эта органическая замесь торчит из него с яркой разностильностью и грубой цветистостью как нечто личное и естественное.
Счастливый богач, он не светский человек: не посещает салоны, балы, не толпится в «передней» временщиков.
Он не паркетный щеголь и шаркун.
Он не участник альковных интриг светских дам, он не пишет им изящные письма, не щебечет и не заливается дворцовым соловьем, он груб и непристоен порой.
В нем нечастые мифологические имена, но в нем вся разномасть словаря и синтаксиса люда простецкого.
Он само неистовство, весь радость и героизм, он ликует по случаю русских побед, как ветхозаветный Исайя, он весь плотское наслаждение с отсутствием меры, как Соломон в «Песни песней», он как Иеремия, обличает и проклинает пороки самодержавия.
Гоголь как – то сказал, что русская поэзия по выходе из церкви оказалась вдруг на балу. Это правильно, но с поправкой, что после церкви и перед балом был русский Прометей Державин.
До него на Руси главным образом была религиозно – церковная литература: апокрифы, жития святых, духовные песни. Державин, в сущности», альфа русской поэзии. То есть бык (семит. «альфа» – бык), который начал пахать новые плодоносящие земли.