⇚ На страницу книги

Читать Страна огненных птиц

Шрифт
Интервал

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Ходячий утопленник, убогая роскошь, зияющие высоты… Подобные сочетания семантически контрастных слов называют оксюморонами. Напишите рядом «береза» и «Фергана», и вы сразу ощутите невозможность такого соседства в реальной жизни: нечего делать березе в Ферганской долине, не выживет она там.

Оксюмороны – порождение господ литераторов и существуют обычно только на бумаге, оно и понятно: литература весьма мало связана с жизнью, она лишь жизнеподобна. Поэтому переход оксюморонов в реальность носит откровенно патологический характер. Допустим, вы слышите, что спикер киргизского меджлиса прибыл с официальным визитом в Вашингтон. «Странно, – думаете вы, – почему до сих пор спикер меджлиса Гондураса не прибыл в Москву?»

Давным-давно, в счастливое застойное лихолетье (счастливое лихолетье!), русским юношей Витей Мудровым овладели две иррациональные страсти: любовь ко всему белорусскому и любовь к незаметной европейской стране, находившейся от возлюбленной Белоруссии в полутора тысячах километров. Написать рядом «Белоруссия» и название этой совершенно чужой страны – и получится типичный оксюморон. Когда русский юноша Витя Мудров подрос и превратился в белорусского прозаика Винцеся Мудрова, он пошел еще дальше. Объединил две страсти в одну и написал очерки об этой незаметной стране – можно жизнь прожить, а о ней не услышать, – на белорусском языке! Таким образом был достигнут эффект шокирующего контраста.

Дело в том, что белорусский язык не более заметен, чем та terra incognita посреди Европы, о которой пойдет речь. Белоруссия – единственная из республик бывшего СССР, где не выполняется закон о придании статуса государственного языку коренного населения. Это не Украина и уж тем более не Молдавия с Литвой. Кроме дикторов и ведущих гостелерадио и тонюсенькой прослойки национально ориентированных интеллектуалов, белорусским никто в быту не пользуется, даже учителя и преподаватели этого языка. В газетах на белорусском зачастую только шапка – название издания. Литература на белорусском выпускается ничтожными тиражами, но и она годами пылится на магазинных стендах, к которым никто не подходит.

В средние века белорусский был распространен значительно шире. Древнейший документ на этом языке – послание смоленского (!) князя от 1229 года. В Великом княжестве Литовском белорусский длительное время был государственным, однако сами белорусы никогда собственной государственности не имели и постоянно находились под тем или иным владычеством. Процессы полонизации и русификации поставили в конце концов белорусский язык на грань исчезновения. Последние удары ему наносились уже при советской власти – в частности, в 1933 году была проведена реформа письменности, и сейчас сторонники национального возрождения, включая и В.Мудрова, пользуются дореформенной версией, «с мягкими знаками» (белорусские слова как слышатся, так и пишутся, поэтому после мягких согласных положено ставить мягкий знак, как, например, в слове «песьня»; сталинская реформа помимо прочего запретила подобное употребление мягкого знака).

Мудров совместил два раритетных объекта, столь малозаметных, что едва ли не мнимых, – географический и лингвистический. В мире логики его поступок необъясним: писательская душа – головоломный лабиринт, полный туманов и дымовых завес, искаженных теней и призраков. «Люби все то, что редкостно и мнимо», – завещал Владимир Набоков.