В один прекрасный день в немецкий город N на такси из аэропорта въехал человек по имени Степан. В такси его сопровождали две женщины, одна возрастом была постарше, седые волосы крупные линзы в роговых очках и абсолютно потухший взгляд выдавали в ней давнего работника библиотеки или архива центрального комитета компартии. Вторая дама была значительно моложе, но также, как и ее старшая спутница – мама, носила очки с толстыми линзами, была очень крупна фигурой и ее стиль одежды говорил окружающим, что замуж она вовсе не собирается. Степан сильно отличался от своих спутниц. Это был крупных размеров мужчина, лет, наверное, 40 от роду с очень сильными руками, и набитыми костяшками на кулаках. Его большое мускулистое тело было разукрашено блатными татуировками. Набиванием костяшек и украшением своей кожи куполами и звездами он занимался последние 15 лет, пока отсиживал свой срок в колонии строгого режима. Причину его отсидки здесь упоминать не обязательно, но можно сказать, что в тюрьме он приобрел множество нужных и полезных для уголовника навыков, окреп характером, и обзавелся очень ценными знакомствами и связями. Поэтому, выйдя в 1991 году из тюрьмы, оказался востребованным человеком. На воле тогда такие кадры были в цене и несколько звонков и рекомендательных отзывов о Степане принесли ему должность командира силового отряда в крупной бандитской группировке. В его обязанности входило забирать деньги у нерадивых предпринимателей, запугивать стоявших на пути чиновников и воспитывать молодое поколение в лучших бандитских традициях.
– Сонечка, солнышко, обратился Степан к даме помоложе. Скажи пожалуйста этому дятлу, чтобы высадил нас возле синагоги.
Слово синагога водитель такси, восточной внешности мужчина с черными усами понял без перевода.
– ду юде – обратился он к Степану,
– Что это джигит хочет, переправил вопрос Степан к своей временной переводчице и жене, даме помоложе. Она, когда узнала, что поедет в Германию быстро устроилась на креш курс немецкого языка.
Соня поправила на носу свои очки и выхватила из сумки разговорник, чтобы разобраться с водителем. Полистав в книжечке, она обратилась к Степану.
– он спрашивает, «ты еврей?» Хотя на курсах нас учили, что предложение в немецком языке строится совсем иначе, прорезюмировала свой перевод Соня.
– Так это же чурка не русская, сказал Степан, мы с таких на рынке дань собирали. Откуда ж он по немецки-то говорить будет, если он и по русски ничерта не фурычит. Чурка, ведь он и в Африке чурка. Нужно бы спросить у этого барана, кому он здесь отстегивает, жить-то на что то придется, но это после, Сонечка, сначала пусть он нас довезет без косяков. И скажи-ка ему, что был со мной на кичи один еврей, очень уважаемый человек. Его недавно выпустили, братва толковала, что в Днепропетровске такой кипиш начался, что ему его Аллах мелким шалуном может показаться.
За это логическое заключение Степан был поощрен одобрительным взглядом дамы постарше. Выйдя перед дверями синагоги все трое направились к входной двери, возле которой их встретил немолодой охранник, мужчина в поношенных ботинках и в кипе.