Пролог: Безумен по собственному выбору
Сиэтл, июнь 1998 года
Он лихорадочно извергает из себя безудержный поток слов. Третью ночь подряд Томас Ипен сидит на веранде, ожесточенно беседуя сам с собой через оконную решетку. Его бормотание слышат соседи, а жена, Камала, не может уснуть. Принц Филип, их престарелый, страдающий от артрита лабрадор, ходит взад-вперед по коридору и жалобно подвывает. Обо всем этом рассказала Камала своей дочери по телефону вечером обычного июньского дня ровным, спокойным тоном, которому позавидовал бы диктор выпуска новостей.
– Он словно готовится покинуть нас, – подытожила свой рассказ Камала.
– Правда? – спросила Амина, тут же представив себе отца, сидящего на краю пустыни в ожидании автобуса.
– Ну кто же его знает! Понятия не имею, я с субботы глаз не сомкнула!
– Серьезно?!
– Серьезно, – всхлипнула Камала, которая всегда гордилась своей способностью проспать все, что бы ни учинил ее страдающий бессонницей супруг: охоту на енотов, пожар в кювете, аварию на тракторе. – Ты только пришла с работы? – спросила она, услышав, как дочь бросила ключи на барную стойку на кухне.
– Да, – ответила та, положила рядом с ключами почту и фотоаппарат и взглянула на отчаянно мигающий автоответчик. – Три ночи подряд? – усилием воли вернулась она к разговору. – Серьезно?!
– Как твоя работа?
– Заказов много. Такое впечатление, что все жители Сиэтла решили пожениться именно в следующем месяце…
– Все, кроме тебя, – посетовала мать, но Амина пропустила ее комментарий мимо ушей.
– Что ты имеешь в виду? Как это он разговаривает сам с собой? О чем?
– Истории рассказывает!
– Какие еще истории?
– Какие-какие, да всякие! И так-то был ненормальный, а теперь этот идиот еще и бред какой-то несет постоянно! – возмутилась Камала. – Я сказала ему, что у него язык отвалится и сгниет, как морковка, если он не придержит его за зубами, но он не слушает!
– Ты всегда так говоришь.
– Вот и не всегда!
– Мам…
– На этот раз все по-другому, детка, – вздохнула Камала.
Ночной шум проникал через телефонную трубку прямо в уши Амины, напоминая ей о Нью-Мексико: тихие аплодисменты шелестящего в тополях ветра, оглушительный стрекот цикад, эхом разносящийся по меса[1]. Вот где-то в саду хлопнула калитка. Амина закрыла глаза и тут же очутилась во дворе своего детства, чувствуя, как бурьян щекочет ей коленки.
– А ты в саду? – спросила она у матери.
– Мм… А ты под дождем?
– Я на кухне! – ответила Амина, глядя на линолеум под ногами.
Пожелтевшие края выдавали видавшее виды напольное покрытие – из тех времен, когда жилой комплекс «Краун-Хилл апартментс» считался отличной стартовой площадкой для семьи со средним уровнем дохода, пресытившейся мраморными каминами и светлым паркетом на кухне. С годами линолеум приобрел оттенок утренней мочи, да еще и покрылся пузырями, которые громко хлопали, если на них встать.
– Как у вас погода? – поинтересовалась Камала.
– Дождь моросит.
– Никто не понимает, почему ты оттуда не уедешь!
– К этому тоже можно привыкнуть.