Читать Вэкфильдский священник
ПРЕДИСЛОВИЕ
В этой книге сотня недостатков и можно привести сотню доказательств того, что в них-то и вся прелесть. Книга может быть очень занимательной при множестве ошибок, и может быть очень скучна, хотя бы в ней не встречалось нелепостей. Герой предлагаемого рассказа соединяет в своей особе три важнейших роли на земле: он служитель алтаря, земледелец и отец семейства. Он призван одинаково учить других, и подчиняться поучениям; живя в довольстве, он прост, в несчастии – величествен. В наше время усиленной роскоши и утонченности нравов может ли такой тип понравиться публике? Охотники до великосветской жизни с пренебрежением отвернутся от его скромного домашнего очага на лоне сельской простоты, любители сальных шуток не найдут никакого остроумия в его безобидной болтовне, а люди, привыкшие насмешливо относиться к религии, посмеются над человеком, который главную опору своего счастья видит в будущей жизни.
Оливер Гольдсмит.
I
Описание Вэкфильдского семейства, в котором преобладает фамильное сходство, как в нравственном, так и в физическом отношении.
Я всегда был того мнения, что честный человек, который женится и воспитывает многочисленное семейство, приносит гораздо больше пользы, чем тот, кто остается холостым и только говорит о народонаселении. По этой причине не прошло и года с тех пор, как меня рукоположили в священники, как я уже начал серьезно подумывать о женитьбе и выбрал себе жену по тому же рецепту, как она выбрала материю на свое венчальное платье, то есть, не за красивую блестящую внешность, а за более прочные качества. Надо отдать ей справедливость, она была женщина замечательная, с отличным характером; что же касается до ее талантов, то лишь немногие деревенские леди могли ее превзойти их числом. Она могла читать довольно бегло любую английскую книгу, а что касается до приготовления пикулей, консервов и до стряпни, в этом никто не мог с нею сравниться. Она очень гордилась также и тем, что была удивительно расчетливой хозяйкой; впрочем, я что-то не замечал, чтобы мы богатели от ее расчетливости.
Как бы то ни было, мы нежно любили друг друга, и наша привязанность все возрастала с годами. Да нам и не за что было сердиться ни друг на друга, ни на других. У нас был изящный дом в очень красивой местности и хорошее соседство. Целый год проходил у нас-то в нравственных, то в идиллических увеселениях; мы ездили в гости к богатым соседям и помогали бедным. Никаких революций мы не боялись, томить себя работой не приходилось, и все наши приключения происходили у домашнего очага, а странствовать случалось нам только с голубой кровати на коричневую.
Так как мы жили близко от большой дороги, к нам часто заходили путешественники и чужие люди, чтобы отведать смородинной наливки, которая у нас очень славилась, и, в качестве достоверного историка, я должен сказать, что она всем приходилась по вкусу. Наши родственники, даже и самые отдаленные, помнили свое родство без всякой помощи департамента герольдии и также часто нас навещали. Некоторые из них приносили нам не особенно много чести своими родственными притязаниями, так как в числе их были у нас и слепые, и увечные, и хромые. Несмотря на это, моя жена всегда настаивала на том, чтобы они сидели с нами за одним столом, так как были одной с ними плоти и крови. Поэтому нас постоянно окружали хоть и не очень богатые, но зато очень довольные люди; вообще следует заметить по этому поводу, что чем беднее гость, тем он довольнее угощением, а я уж так уродился, что любуюсь довольными, счастливыми лицами, как иные любуются красками тюльпана или крыльями мотылька. Впрочем, если кто-нибудь из наших родных оказывался дурным человеком, беспокойным гостем или вообще таким, что мы хотели от него избавиться, то, когда он уезжал из нашего дома, я спешил ссудить ему теплое пальто или пару сапог, а не то дешевую лошадь, и всегда с удовольствием убеждался, что после того он уже никогда не возвращался, чтобы отдать то, что взял взаймы. Таким образом, мы избавлялись от тех, кто нам не нравился, но зато никто никогда не слыхивал, чтобы Вэкфильдское семейство выгнало из своего дома странника или неимущего бедняка.