«Всё никак не кончится слов моих понос …»
Всё никак не кончится слов моих понос:
Вновь до смеха плачу я и смеюсь до слёз.
И не ел слабительных, и не пьян, кажись, —
Только коготочками «пожурила» жизнь.
«То не ветер качает деревья …»
То не ветер качает деревья —
Жизнь сейсмит («почерк» здесь узнаваем).
Узелочком завязано время…
Гордиевым… Что лишь разрубаем.
Нет у меня… в запасе… сердца с жизни файлом…
Но то, что есть, отдам… и тем я буду рад:
Иметь имущество теперь мне не пристало…
Махну на небо, как у мёртвых говорят.
Проповедь сентября…
Не оторвать глаз:
Кружатся и горят,
Чтобы бессильно упасть.
Чтобы в распятых быть
Суетною ступнёй,
Вслед за дождём плыть
И вознестись в перегной.
«Сказала ты – я первый у тебя …»
Сказала ты – я первый у тебя…
Я не вникал, кого вторым ты звала…
Тем более, что третьего я знал-то:
Он дружен был с четвёртым… уж два дня…
К вопросу об Истории и её толкователях
Такая вот и(И)стория,
Любезный мой читуха:
Уж лучше с проституточкой,
Чем с этой старой шлюхой.
Не часто в ресторане —
Всегда баран бараном.
Смотрю в меню я, как в талмуд:
Глаз видит – мозги не поймут.
Приятель же мой, Вася,
Небрежен, блин, в заказе.
Официантка смущена:
Встал мой вопрос… На злобу дня…
Такое только у меня?
Брешь смеётся кристальным оскалом стекла
На холодном окне общежитья.
За картонной стеной раскалён до бела
Вопль с ленты магнитной кружится.
Ночь в кроватке дождей град качает Петра,
Не уснуть, не вздремнуть, не забыться.
Хлад струится в постель, и на мне свитера,
Спать хочу, но могу только злиться.
________
Изменил параллель, изменил долготу,
Годы сдвинул вперёд на полсотни…
Я – в ночи, я – в поту, —
Слышен мне за версту
Дивидишачий вой нервомотный.
Я – не враг технологий… Ну, жил я так чтоб…
Лишь неверно сложилось под Солнцем:
Время с шага – в галоп,
Но модерный лэптоп
Открывает рука кроманьонца.
Прости меня, Бен-Гурион,
Простите, проститутки:
Теперь ворами окружён,
Я злобен не на шутку.
В тегеранский отель я приехал впотьмах —
В холле белой улыбкой чернеет
Корешок чемурной, Ахмадинчик, мой ах:[1]
«Извини, что я нёс ахинею!
Помнишь, как наш Камбиз раскурочил Египт?
Помнишь ты, как царь Кир вас сподобил?
Извини, что Аман был противусемит,
Он мизинца Эсфири не стоил».
И луна розовела вослед нам, когда
Выползали мы с ним из пивзала,
И народ ликовал, и Давида звезда
Над реактором (мирным) мигала.
«Вот я и говорю… н у, не я, может… так …»
Вот я и говорю… н у, не я, может… так
То не важно, ведь верное Слово:
Хоть Аллах и велик, но совсем не пустяк,
Что не более, чем Иегова.
Бог же всем заявил, что один и един,
Без дробленья и всяких схоластик.
Из-за вас мне беда: тут идти в магазин,
А Он взял и послал меня на стих.
«Ты никогда не будешь ездить!..»
«Ты никогда не будешь ездить!» —
Орал инструктор, плюнув в пол
(Нажав на что-то не в том месте,
Штырём я шину проколол).
Уж сорок лет вожу машину,
Километраж мой – за Луной,
Но прав жлобок-инструкторина:
Пробито чем-то сердце-шина —
По жизни ездить не дано.