Читать Его М.Альвина

— Если я выиграю?

— Получаешь и свою девку, и бабки, и уходишь отсюда без долга. Всё по-честному.

— А если проиграю? Или вообще откажусь играть на таких условиях?

— Исход будет одинаков. Ты уйдёшь отсюда, — равнодушно пожимает плечами Ворон, закуривая сигарету.

— Один? — Сердце в моей груди готово раздолбать к чертям ребра.

Я не могу потерять её...

— Один, — подтверждает Ворон. — Уходишь и просто живёшь с воспоминанием, что когда-то видел, как пуля влетела в красивое личико твоей Мальвины...

***

Месяцем ранее...

— Мальчевская, мать твою за ногу! — слышу через переплетение мелодий гневный возглас и испуганно вздрагиваю, убирая руки с белых клавиш.

У меня инстинктивно возникает желание сжаться до размеров Дюймовочки. Звуки инструментов вокруг замолкают на хаотичный лад. Все. Сейчас будет полный ахтунг. Да сохрани всех Чайковский!

Наш дирижёр с размаху бьет ладонью по партитуре, поворачиваясь ко мне, и вздрагиваю уже не только я, но и весь оркестр.

— Где всепоглощающий огонь? Где крещендо? Твоя темноволосая башка хоть знает что это такое? Или за пять лет ты нихрена ничему не научилась? — Мужской крик взрывом разносится по концертному залу и растворяется в его темноте.

— Это постепенное усиление звука, — тихо произношу я, утыкаясь взглядом в длинный ряд черно-белых клавиш.

— Тогда в чем проблема, Мальчевская? Ты забыла, что это концерт для фортепиано с оркестром? Все должны слышать в первую очередь тебя, а не вон, — Аристарх Григорьевич тыкает наобум пальцем в пухленького парня виолончелиста в среднем ряду, который тут же белеет от страха, — какого-то Васю Пупкина.

— Просто... — нервно начинаю быстро сочинять себе оправдание. Не могу же я сказать, что весь час репетиции меня отвлекал постоянно вибрирующий телефон, в заднем кармане джинсов. Наличие гаджетов на занятиях у самого мэтра нашего университета - Аристарха Граховского сравнимо с приговором на расстрел. Лучше уж сознаться, что я - бездарь. — Просто немного растерялась, — жалобно выдыхаю, подняв, наконец, взгляд на мужчину в элегантном чёрном пиджаке, накинутом поверх тёмной водолазки.

Стоя в окружении тридцати, покорно сидящих, напуганных студентов и их музыкальных инструментов, Граховский со стоном лохматит свою седую шапку волос, а потом резко хлопает ладонями:

— Всё! Достали! Репетиция закончена. А ты, Альвина, — глаза мужчины суживаются и прокалывают меня взглядом, а и без того крючковатый нос делает его похожим на седого ворона, — поняла меня, да?

Вообще-то нет, но, распахнув глаза, уверенно трясу головой в согласии, дабы не вызвать адское пламя гнева Граховского. Одним взмахом руки он заставляет рассыпаться по залу всех студентов в обнимку со своими инструментами. Кто со скрипкой, кто с виолончелью, а мне же вообще проще всех. Достаточно опустить крышку огромного чёрного рояля, запихнуть ноты в сумку и выскользнуть налегке из-под тяжёлого взгляда Аристарха Григорьевича.

Миновав в зале десятки пустых рядов с креслами, я тут же хватаюсь за телефон, все ещё плотно прижатый к моей правой ягодице джинсами. Хотелось всё-таки узнать, кто так упорно все полтора часа репетиций мучил мой телефон режимом «вибро».

Стоит едва взглянуть на экран, как глаза настороженно округляются от количества пропущенных от абонента «Крис». В мыслях тут же проскакивает что-то предостерегающе неприятное. Вряд ли моей подруге стало так скучно на Бали, что настолько не терпелось потрепаться со мной по телефону.