Читать Дурные дети Перестройки

Благодарю

Евгения Вольдемаровича Самойлова, без поддержки которого не появилась бы эта книга

Привет тебе, дорогой читатель!

В твоих руках весёлая и в то же время жуткая книга. От прочитавших её я часто слышу мнение, что эту книгу необходимо прочесть всем! И всё же мы ставим на её продажу возрастное ограничение, потому как я искренне считаю, что детям некоторые вещи следует узнавать после 18 лет. Если тебе нет 18, закрой эту книгу и поставь обратно на полку. И не говори, что я или издательство тебя не предупреждали.

Хотя книга основана на реальных событиях, но случились они так давно, что от них ничего уже не осталось и какие-либо совпадения случайны.

Если ты наркоман, то будь готов, что после прочтения этой книги у тебя возникнет стойкое отвращение к наркотикам и даже неудобство от излишне восторженного к ним отношения. На страницах книги никто не будет тебя ни от чего отговаривать. Просто наркотики настолько глупый жизненный выбор, что я как человек, который его зачем-то делал, ставлю целью исследовать мотивы, которые толкнули меня на эту глупость.

Пилотный тираж этой книги разошёлся и произвёл на читателей явно сильное впечатление. Возникло несколько типичных реакций, и я попытаюсь ответить на некоторые часто возникающие вопросы.

Первое, что я как художник и медиа-артист, начавший писать, для себя отметил, – это невероятная глубина воздействия литературы на человека по сравнению с визуальным искусством. Зритель, как правило, смотрит на картину несколько секунд – и у него сразу может сложиться мнение, а вот автор книги «проникает» в дом читателя, подсаживается за столик в кафе, не отстаёт в транспорте, а уж каким другом становится в путешествии! И продолжаться это может долго, и в некоторых случаях возникает привыкание.

Ты буквально берёшь зрителя за руку и на понятном ему языке создаёшь в его голове голографические картины. Написал «дерево» – читатель представил дерево, написал «ёлка» – и у него уже ёлка перед глазами, или целый лес ёлок! Поди-ка столько ёлок нарисуй, а для писателя это пара предложений с бюджетом в ноль копеек, дело десяти секунд. В общем, поразительный в своей легкости «создания пространств» инструмент эта ваша литература, неудивительно, что многие тонут и графоманят, соблазн слишком велик и дёшев.

Часто спрашивают: «Что толкнуло вас на написание этой книги?» Трудно сказать, что толкает человека на творчество вообще. Просто было такое время, оно никем не было описано, и я решил это сделать так, как оно отзывается во мне. И в целом для меня это был важный психологический опыт, потому что люди часто спрашивают: «Как ты завязал?», «Как ты это всё пережил?» Проще один раз «с выражением» описать это всё, чем тысячный раз рассказывать в красках. Во всяком случае это куда приятнее делать, когда человек подготовлен и знает «основной свод» историй. Мне казалось, что с помощью книги моё поведение и другие проекты станут более понятны, приобретут новую глубину. Так и случилось.

Неожиданно удалось обобщить нечто большее – тему одиночества, поиска счастья, «Икстлана», которое у некоторых сублимируется в поиски «кайфа» и тщательно поддерживается целлулоидной «цивилизацией потребления». Я думал, что «Кайфономикон» будут называть «книжкой про наркотики» и критиковать, сравнивая с Барроузом, Уэлшем или Баяном Ширяновым; я даже подготовил репризы. Если сравнят с Ширяновым, я спрошу – почему не с Уэлшем? Если с Уэлшем, спрошу – почему не с Барроузом? Если с Барроузом, спрошу – почему не с Бодлером, не с Де Квинси, ведь он же был первым в этом паровозике? В общем, мне не западло с Бодлером в одном ряду стоять, спасибо, что поставили, – так я готовился отвечать поверхностным критикам. Но никто почему-то с ними мою книгу не сравнивал. Наоборот, даже люди, вдохновлённые на наркотики, как-то к ним сникают, переключаются на более важные, жизненные вещи. Книга, видимо, и правда имеет педагогический эффект для молодёжи. Хотя сравнивают «Кайфономикон» часто, но не с «джанк-гуру». Нередко возникают стилистические сравнения, внезапно и лестно – то с Вадимом Шефнером, то с Виктором Конецким. Это метко, я бы приписал к этой группе ещё Леонида Пантелеева с его рассказами о жизни беспризорников в двадцатые (много читал их в детстве); с откровениями Холдена Колфилда из «Над пропастью во ржи» Сэлинджера и военными воспоминаниями Николая Никулина. Некоторые находят литературные цитаты из Достоевского, Бердяева и дневника Тани Савичевой, даже стёб над Даниилом Граниным – это не я куражусь в самолюбовании, это люди!