⇚ На страницу книги

Читать Ах, за речкой-рекою… (сборник поэзии)

Шрифт
Интервал

Эхо старых легенд

Дурга

Многорукая богиня пляшет в диком исступленьи,

Пляшут бедра, плечи, пальцы, пляшет вороная грива —

Петропавловск-на Камчатке спит, и Антананариву

Спит, и тихо дремлет Прага – пляшут локти и колени,


Черепа в ее монисте, черепа ее браслетов,

Пепел от сожженных трупов – спит Нью-Йорк, Париж и Харьков —

Поднимается стеною – в тихой кассе спят билеты —

Пляшет кровь в набухших жилах – спят бомжи в уюте парков,


На скамейках – пляшут ступни, груди, змеи в опояске,

Меч и сабля, лук и стрелы, пляшет ненависть нагая —

Спят спокойствие и кротость – гнев вскипает в древней пляске —

Поясами часовыми, как в раю, пренебрегая,


Спят Чикаго и Житомир, Катманду и Копенгаген,

Спят столицы и деревни – пляшет мощная богиня,

Попирая чьи-то лица неустанными ногами —

Оставайся ли на месте, из последних сил беги ли,


Не уйти тебе, несчастный! Если сон тебя не свалит,

То настигнет страшный танец – меж великих полушарий

Сна и пляски ты застигнут, как зерно меж жерновами,

И мукою станет белой все, что битве их мешает.


Эта битва – смысл жизни, эта битва – правда мира,

Эта битва – вкус столетий, ядовитый и прекрасный,

И пока богиня пляшет, пролетают копья мимо,

И пока мы спим спокойно, значит, битва не напрасна.

Харон

Харон возьмется за весло

(На скулах – желваки),

Удар – и лодку отнесло

От берега реки.


Аэропорт, автовокзал,

причал, перрон…

Закрыв усталые глаза,

гребет Харон.


Мозоли в жилистой горсти,

горбат, как стих…

Иным – летать, иным – ползти,

Ему – грести.

Старый Персей

Убил Медузу. Смотрелся в щит.

Махал мечом.

Давненько было – ищи-свищи.

Я ни при чем.


Циничен, скуп, равнодушен, лыс.

Мне – шестьдесят.

Смотрю на время из-за кулис,

Лис – на лисят.


Убил Медузу? Велик ли прок?

Она – во мне.

Душой, не телом, на долгий срок

Окаменел.

«Я – славный малый, я – дрожь в коленках …»

Я – славный малый, я – дрожь в коленках,

Я – смех в ночи,

И если стенка пойдет на стенку,

Тогда кричи.


Меж этих стенок зажат, расплющен,

Узнаешь вдруг,

Что я – вплотную, что я – не лучший,

И я – не друг.

«У Ходжи Насреддина ишак да чалма …»

У Ходжи Насреддина ишак да чалма,

Да халат, где дыра без заплаты.

Но ночами ходжа просто сходит с ума –

Ему снятся блестящие латы,


Да дамасский клинок, да скакун вороной,

Да высокая ратная слава…

Просыпаясь, Ходжа неприветлив с женой

И с соседями слева и справа.


Он не знает, что в блеске сверкающих лат,

В бой идя, как идут на работу —

Тот ишак, да чалма, да дырявый халат

Часто снятся в ночи Ланселоту.

Мой мир – театр

Каменный гость

– Что скажешь, донна Анна,

За шаг до Командора,

За вскрик до дон Жуана,

За мертвое «до-дон…»

Капели с потолка?


– Скажу, что страсть желанна,

Что в сердце нерв надорван,

Скажу, что доживала,

И вот – горит ладонь.

Пусть тянется рука.


– Что скажешь, донна Анна,

Под мраморную поступь,

Под отблески зарницы,

Под лейтмотив измены,

Звучащий сквозь века?


– Скажу, что шла незванной,

Что в склепе – голый остов,

Скажу: гнила в темнице,

И вот – упали стены.

Пусть тянется рука.


– Что скажешь, донна Анна,

О, что услышат уши

Разгневанного мужа,

Восставшего для мести,

Как ангел из песка?


– Скажу, что в сердце рана,

Что смерть – итог не худший,

Скажу: удар не нужен,

Когда финал известен.

Пусть тянется рука.

Сонет трагика

Пора, мой друг. Разъехались кареты,

Унылый дождь висит на проводах,

Под башмаками – стылая вода,