Женщина должна восходить лишь на те «костры инквизиции», которые сама же и разводит. Никакие другие костры ни сжечь женщину, ни, тем более, очистить ее душу не способны.
Богдан Сушинский
1
Четыре корабля странной, невесть куда направлявшейся эскадры уже были готовы к отплытию. Они стояли у причалов Гавра, и влажный порывистый ветер, зарождавшийся где-то в лесистых холмах Нормандии, мерно покачивал мачты громадин, способных внушить уважение и самым опытнейшим морякам королевского флота, и прожженному портовому отребью, по большинству из которого давно тосковали городские эшафоты и судные реи этих же кораблей.
Другие суда приходили, принимали груз, ремонтировались и уходили, а эти стояли уже почти месяц, и каждый день солдаты Нормандского полка погружали на них тяжелые бочки, ящики, корзины и какие-то увесистые свертки из рогожи, но никто так толком и не знал, когда же в конце концов эта эскадра будет окончательно снаряжена, кто ею командует и какой курс она изберет.
– …А почему ты решил обратиться именно ко мне? – хрипло пророкотал плечистый детина с рваной отметиной у левого виска, рубец которой еще не успел окончательно очерстветь, а потому при каждой вспышке ярости этого человека наливался бунтующей кровью.
– Потому что вы знаете обо всем, что происходит в этом порту, мсье Дюваль.
– Кто тебе это сказал?!
– Торговец ножами, чья лавка…
– Жюкен… – почти с презрением оскалился Дюваль. – Болтливая скотина. Самая святая правда, источенная из уст этой твари, тотчас же превращается в ложь. Как и все, к чему притрагиваются его руки. Единственное, что ему все еще не удалось испоганить, так это его ножи. Ибо это лучшие ножи на всем побережье от Кале до Бордо. Тысячи моряков, чьи кости дотлевают сейчас по всем отмелям мира сего, успели испытать это на себе.
– Но меня интересует эскадра, а не ножи господина Жюкена, – сдержанно, хотя и достаточно твердо, напомнил ему собеседник.
– Я сам стольких его ножами отправил на тот свет, – не сменил Дюваль ни тона, ни позы, – что твоего Жюкена давно следовало бы вздернуть вместе со мной. А возможно, чуточку раньше.
– Лично он предпочитал бы позже, мсье.
Дюваль понял, что этот рослый, самоуверенный юнец откровенно дерзит, но вместо того чтобы выдернуть его из-за стола и вышвырнуть в тускло темнеющее у него за спиной окно, медленно оторвал руки от краев стола, плеснул себе в кружку вина и только потом как можно вежливее спросил:
– Ты кто такой, гниль якорная?
– Послушай, гасконец, – перехватил его собеседник проходившего мимо официанта. – Принеси-ка нам еще бутылку «Бордо» и побольше телятины. У нас с этим господином задушевный разговор.
– Но разговор с господином Дювалем обычно начинается со второй бутылки, – на ходу бросил официант.
– Тогда два «Бордо». Я, – вновь обратился пришелец к Дювалю, – моряк, который…
– Ты никогда не был моряком, – прервал его завсегдатай таверны. – Судя по произношению и манерам, ты – парижанин, никогда в жизни не видевший моря. А то, что ты во что бы то ни стало желаешь попасть на один из кораблей… – Дюваль неожиданно снизил тон и, пригнувшись к столу так, что чуть было не уперся своим орлиным носом в зеленое стекло бутылки, – эскадры адмирала де Роберваля, то это мне и так понятно, сударь.