Читать Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов

Шрифт

Интервал

* * *

ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ НИКОЛАЮ МАРТЬЯНОВИЧУ СИПЯГИНУ, МИЛОСТИВОМУ ГОСУДАРЮ

Примите, Ваше Превосходительство, приношение мое, как слабый знак душевного уважения и признательности, которые вечно сохраню к Вам в сердце моем.

Издавая в свете сии записки, я не ищу ни славы писателя, ни одобрения журналистов; критика обратилась ныне в ругательство, и я решился, принимая справедливые замечания с благодарностью, не отвечать на колкости. Приятное воспоминание трудов и опасностей, понесенных россиянами в знаменитых бранях последних годов, побудило меня излагать мысли мои на бумагу, дабы тем удобнее сохранить их для себя и для добрых моих сослуживцев. Я не входил в подробное описание ежедневных переходов и перестрелок, столь часто случавшихся, и которые, в сравнении с действиями большой армии, не заслуживают ни малейшего внимания. На языке отечественном имеем мы самые верные маршруты от границ Китая до Кадикса, а реляция дел, совершенно неважных, навела бы только скуку. Я изображал то, что чувствую, изображал вещи в таком виде, в каком они представлялись моему взору. Без сомнения, мог иногда ошибаться, не надеюсь, чтобы и слог мой был совершенно изъят погрешностью, но самолюбие мое будет утешено, если те, для которых издаю книгу эту, прочтут ее с удовольствием.

Я имел намерение присоединить к этим запискам историческое обозрение состава и подвигов ополчения 3-го округа. Оно займет слишком много места, и я, за недостатком способов, должен отложить приятную обязанность отдать должную справедливость великодушному самопожертвованию российского дворянства. Благосклонное принятие сих двух частей даст мне возможность исполнить со временем мое обещание.

Андрей Раевский

Часть 1

Дорога от Устилуга до Варшавы

Переехав мост на Буге, я простился с Россией. Двуглавый орел, бодрствующий над благом ее от пределов Китая до Черного моря, хранящий благотворные законы ее от хладных ущелий древней Скандинавии до областей Персиды, остался на высоких утесах с той стороны Буга, здесь встретил нас изнуренный, едва дышащий орел Польши, стесненный в углу герба Саксонского.

Итак, я за границей! Какое странное, непонятное чувство производит в душе нашей это простое слово, означающее только предел власти одного лица или правительства! Могу ли рубежи России почитать своим Отечеством? Владычество Александра простирается в степях киргиз-кайсаков, чеченцев, алеутов, но могу ли назвать их моими братьями? Между тем какое-то невольное, горестное ощущение объяло душу мою, когда смотритель таможни велел поднять шлагбаум и пожелал нам счастливого возвращения! Увы, он не мог пожелать ничего лучше. Путешественник, отправляющийся в чужие земли из прихоти или любопытства видеть новые лица, новые предметы, ожидает одних только удовольствий, но воин, прощаясь со всеми выгодами жизни, готовясь к одним трудам и неся в жертву жизнь, имеет в виду только благоденствие Отечества и слабый, невержный призрак славы, которую должен купить ценой опасностей и крови. С горестью смотрел я на шумные ряды юношей, толпившихся на мосту с радостными песнями и поздравлявших друг друга с переходом за границу. Многие ли из вас, думал я, увидят отеческие дома и своих ближних? Раны и болезни ждут вас, храбрые товарищи, холодные сердца чужеземцев не будут сострадать вам, не прострут утешительной руки помощи на одр нищеты и страдания! Сколько бедствий должны претерпеть вы для достижения своей цели!