⇚ На страницу книги

Читать Дешево и смертельно

Шрифт
Интервал

При оформлении обложки использован рисунок художника В. Остапенко

© Александрова Н. Н., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

* * *

Женщина проснулась, но долго не открывала глаза. А вдруг – думала она – весь кошмар предыдущих дней приснился, померещился ей, и сейчас она окажется в двухместном гостиничном номере на Лазурном Берегу… Да черт с ним, с Лазурным Берегом! Она рада была бы проснуться в своей захламленной коммуналке на Лермонтовском проспекте… Но увы, действительность была куда мрачнее, и, даже не открывая глаз, она знала, где находится. Об этом говорили запахи и звуки – запах ржавого металла, сырого дерева, запах человеческого страдания; звук гулко лязгающих металлических дверей, звук тяжелых шагов, плеск воды, ровный гул работающего мотора. И еще качка – ровная, бесконечная, изматывающая… Но именно благодаря качке женщина смогла заснуть и забыть на какое-то время ужас своего положения. На какое-то время… Она даже не знала, сколько она проспала, не знала, сколько сейчас времени, не знала, какой сегодня день и день ли сейчас или ночь… Она смутно припоминала только, что сейчас лето.

Женщина открыла глаза и рывком села на железной койке. При этом она ударилась головой о потолок своей камеры – или своей каюты, или своей собачьей будки. Именно на собачью будку было похоже это помещение своими размерами. Но в отличие от будки все здесь было железным – пол, стены, потолок. И эта качка, эта ужасная, сводящая с ума качка…

– Дайте воды! – закричала женщина. – Дайте умыться! Дайте зеркало! Выпустите меня, сволочи!

За железной дверью послышались шаги.

– Опьять она кричит, – с неодобрительным удивлением сказал низкий голос с сильным акцентом, должно быть, тот араб со сросшимися бровями и синеватой от бритья кожей, который нес три дня назад ранним утром ее чемоданы по набережной в Антибе, любезно улыбаясь и заглядывая в глаза с преданностью воспитанной собаки.

Как страшно он изменился, стоило катеру выйти в открытое море!

– Опьять она кричит, – недовольно повторил араб, – она мне очьень надоела. Скажи ей, чтобы не кричала.

– Черта с два я буду ей что-нибудь говорить! – пробурчал в ответ второй голос, принадлежавший безусловно месье Полю, как представился ей рыжий здоровяк, соотечественник, усиленно изображавший француза. – Пускай она там орет, хоть глотку себе сорвет.

– Она мне очьень надоела, – со злобной настойчивостью повторил араб.

– Потерпишь! – раздраженно выкрикнул Поль. – Дауд за нее заплатит!

– Э! Вряд ли Дауд за нее заплатит, – протянул араб с наглой растяжкой в голосе, – она страшный, как шайтан.

Несмотря на ужас своего положения, несмотря на унижения и страдания последних дней, женщина обиделась.

– Сволочи! – заорала она с новой силой. – Выпустите меня немедленно! Я имею право встретиться с послом!

– Ну до чьего же она мне надоела, – тоскливо пробормотал араб, – давай убьем ее, Дауд все равно за нее не заплатит! Она только принесет это… как по-вашему… неудача… а у нас груз…

Женщина почувствовала, как в жаркой духоте железной тюрьмы ее пронизал озноб. Она замолчала, забралась с ногами на койку и сжалась в комок… Жизнь, даже такая ужасная, была по-прежнему дорога ей, она цеплялась за нее и готова была к новым унижениям и страданиям, только бы остаться в живых.