Славить доспехи и войны сбирался я строгим
размером,
Чтоб содержанью вполне был соответствен и строй.
Все были равны стихи. Но вдруг Купидон
рассмеялся,
Он из второго стиха ловко похитил стопу.
«Кто, злой мальчик, тебе такую дал власть
над стихами?
Вещий певец Пиерид, не челядинец я твой.
Кстати ль Венере хватать доспех белокурой
Минервы,
Ей, белокурой, к лицу ль факела жар раздувать?
Кто похвалил бы, когда б Церера владела лесами?
А властелинкой полей дева с колчаном была б?
Нет у меня и предмета приличного легким
размерам:
Отрока иль дорогой девушки в длинных кудрях».
Так роптал я. Но он, колчан растворяя немедля,
Выбрал, на горе мое, мне роковую стрелу.
Сильным коленом согнув полумесяцем лук
искривленный,
Вот же, – сказал он, – воспеть можешь ты это,
певец!»
Горе несчастному мне! как метки у мальчика
стрелы:
Вольное сердце горит, в нем воцарилась любовь;
Шестистопным стихом начну, пятистопным окончу.
Битвам железным и их песням скажу я: прости!
Миртом прибрежным теперь укрась золотистые
кудри,
Муза, и в песню вводи только одиннадцать стоп.
Конец ознакомительного фрагмента.