Читать Расследование

Давно уже, ещё со школьных времён, когда я почти даже и не занимался литературой, у меня засела в голове странная навязчивая идея: почему-то я мечтал написать книгу об Р., великом актёре и мистификаторе, бывшем в прошлые годы одним из ярчайших творцов в своей области, недооценённым при жизни, но зато получившим сполна после ухода в иной мир. Никогда я не сталкивался с ним лично, и ничто не давало явного повода к столь большому интересу: он был, конечно, кумиром нашей молодости, но кроме него оставались и другие, и старый пантеон вмещал не один десяток персонажей и ярких личностей, но тем не менее в отношении к другим я всегда чувствовал себя намного спокойнее, и только Р. вызывал странную непонятную жажду.

Конечно же, я понимал сложность задачи: не имея реально ничего, кроме горячей любви и признательности – не только от себя лично, но от целого поколения – я должен был по крупицам собрать и восстановить истинный образ, реальное лицо гения, давшего так много всем нам; то, что выдавалось за правду, вызывало слишком большие сомнения, подтверждаемые ещё и тем, как по-разному выглядела жизнь Р. в книгах и статьях, собираемых мною уже долгие годы. Самая толстая и обширная биография – шикарно изданная лет десять назад – отдавала желанием сделать из своего героя чуть ли не образец для всеобщего подражания: долгая и трудная жизнь со взлётами и падениями подменялась ровной и возвышающейся дорогой к конечному успеху, к победной вершине, за которой жизнь трагически обрывалась, а семейная биография представлялась как плавный переход от одного брака к другому, чтобы достичь абсолютного счастья опять-таки в конце, на высокой вершине. Конечно же, всё было совсем по-другому, что подтверждали и слухи, ещё бродившие в обществе спустя долгие годы после смерти, и отдельные статьи, подписанные разными именами. В них содержалось безусловно больше правды, хотя и здесь не было окончательной уверенности – уже в полноте информации. Воспоминания о загульной жизни гораздо лучше соответствовали старым сплетням и домыслам, а склонность к алкоголизму – почти затушёванная в первой биографии – намного ярче высвечивалась в более поздних мемуарах, и почти наверняка называлась в них главной причиной ранней смерти. Такой подход вёл к противостоянию, и несколько статей А. – автора первой книги – посвящались как раз разоблачению подобных слухов, что вызывало, конечно, ответные залпы другой стороны, и дикая каша воспоминаний и контрвоспоминаний явно камуфлировала то, что совершалось в реальности. Сторонники другого лагеря не были так слажены, но у них тоже имелся свой предводитель: половина статей подписывалась Б., а содержание и настроение остальных явно сводилось к нему же, и можно было не сомневаться, что дирижирует и заправляет лагерем именно он.

Интриги играли, конечно, существенную роль в борьбе за героя, но меня не устраивало такое положение, я хотел объективности, но даже в материалах Б. я обнаруживал неясности и просветы, сквозь которые уплывали целые куски и крупицы информации, растворяясь неизвестно где, и даже ему можно было доверять с большой долей осторожности. Официальные документы годились только в качестве основы для будущей работы, всё же остальное следовало добывать самостоятельно: путь оставался единственный – встречи с людьми, знавшими Р. лично, и долгий и трудный поиск равнодействующей всех частных мнений, из которых требовалось слепить единый цельный образ.