Читать Гольфстрим
Нет, не мемуары, Боже упаси, хотя, по сути несколько похоже; я всегда побаивался этого слова – «мемуары», особенно в последние лет десять, потому что слово «мемуары» для писателя – это своеобразное подведение итогов, а подводить итоги… всегда хочется сказать – рановато. Пока собираются, копятся материалы, а там глядишь – и опоздал, проглядел, и перешел рубеж, и никаких мемуаров от тебя не осталось… Но есть нечто в жизни любого человека, в особенности – творческого человека, что заставляет его обернуться назад, поразмышлять, вспомнить свое прошлое, сбиться со счета, припомнив совершенные глупости и понять, что ничему они, эти глупости и ошибки его не научили, потому что он совершает точно такие же ошибки, но уже на новом, более высоком витке жизни. Скажем так: принявшие новые формы, выросшие из детских штанишек, ошибки и промахи. Однако, хотим мы этого или нет, прошлое живет с нами, стучится в нашу память – откройте! – не желая оставаться забытым, тревожит сердце и порой помогает нам выживать в этом мире, когда сегодняшний день время от времени становится пустым и устрашающим…
Кто не может в полной мере жить настоящим, тот обращается к прошлому, часто приукрашивая его, идеализируя, желая видеть в розовом свете, и порой с годами уже не отличая вымысла от давних реальных событий – в большинстве случаев эта истина оправдывает себя; но в то же время необходимо помнить свое прошлое, чтобы идти в будущее, хотя бы частично избавляясь от груза ошибок и просчетов, совершенных в прожитые годы.
Мы можем видеть далеко вглубь нашего прошлого, и потому жизнь человеческая, какая бы долгая она ни была, кажется нам одним мгновением – всё мы помним, будто вчера случилось. Но нам не дано хотя бы на минуту вперед увидеть то, что предстоит. Может, в компенсацию того Бог и наделил нас способностью не забывать прошлое, самое далекое наше прошлое? Смотрите назад, не забывайте о грехах, совершенных и о греховных помыслах ваших, не повторяйте их в оставшемся вам времени, ведите праведную жизнь, тогда вперед поведу вас Я.
Вспомнить, разбудить, воскресить чувства, запахи, ощущения, которые уже однажды, много лет назад пережил…
Самые яркие детские впечатления, оставшиеся со мной на всю жизнь, трудно характеризовать, как пацифистские. В них много агрессии, я вырос в мальчишеских драках на улице, зарабатывая синяки и шишки, на которые к моим семи-восьми годам моя мама уже не обращала внимания, как почти и все матери в нашем квартале. Мы жили в районе бедняков. Впрочем, богачей в те годы и не было, и слово «богач» считалось чуть ли не оскорблением, а точнее слово – «буржуй», это слово мы, мальчишки употребляли даже как ругательство. Но дети из бедных, плохо обеспеченных семей, будучи солидарными перед устрашающим понятием «буржуй», все-таки находили разнообразные поводы для антагонистических отношений и частых потасовок и драк между собой; бедность, что ни говори, озлобляла, и швыряла тебя в жизнь озлобленным и готовым к отпору.
Но все ж таки были у людей кое-какие накопления, сбережения и, естественно, в стране работали сберегательные кассы (не путать с банками), народ постепенно умнел, становился практичнее, уже не кичился своим пролетарским происхождением и не старался его выпячивать где только можно, не гордился тем что, в плохо отструганном, напоминавшем гроб, шкафу у него всего лишь один костюм и две застиранные рубашки; природное чувство собственника, присущее человеку со времен неандертальца и до сего дня, измордованное пропагандой всеобщей коллективизации в одной отдельно взятой и самой «правильной» стране мира, постепенно просыпалось в душе многих и уже не хотело засыпать; покупали, стало быть, приобретали, но с оглядкой, да, с оглядкой, чтобы не перестараться, не попасть в рискованную категорию «буржуев», что могло повлечь за собой опасные последствия. За всем и вся зорко следили, те, кому досталось в удел зорко следить.