Виталий Владимирович Накатов уже несколько часов трясся в изношенном училищном УАЗике, по трассе федерального значения, спеша в столицу, где нашли его недавно угнанный фургон. Монотонное покачивание, ночное время суток, да нервотрёпка прошедшего дня, слегка утомили его. Он сидел на переднем сидении кабины, рядом с водителем, в полудреме, вспоминая всю прожитую жизнь. Накатову было уже за сорок и за это время есть что вспомнить.
Ещё в институте, проходя преддипломную педагогическую практику, он познакомился с будущей женой.
Минуло много лет, но Накатов во всех подробностях помнит тот день.
Прошло уже несколько дней преддипломной практики. Накатов должен был вести урок алгебры в восьмом классе. Перед уроком он зашел в учительскую и застал там не высокую, симпатичную девушку. Её карие глаза и маленький прямой носик, обворожительным образом разместившейся на округлом лице, придавали хозяйке совсем юный вид.
– Девушка, что вы здесь делаете? – строго спросил Накатов, – Учащимся нельзя находиться в учительской одним!
– Я не учащаяся, – приятным мелодичным голосом ответила девушка, – я студентка-практикантка.
– Вот как! – искренне удивился Накатов, – Никогда не подумал бы, что вы практикантка. Я вас принял за школьницу!
– Меня часто принимают за подростка, хотя я уже студентка выпускного курса педагогического института.
– Меня зовут Виталий, – решил познакомиться с симпатичной коллегой Накатов, – а вас?
– Лена, – представилась мнимая школьница.
– По какому же предмету вы на практике?
– По английскому языку.
– Будете детей учить читать Шекспира в подлиннике?
– До этого дело пока не дошло, но азы языка я им усвоить помогаю.
– А действительно, вы Шекспира читали в подлиннике?
– Да, читала!
– Ну и как? Лучше, чем у переводчиков?
– Конечно, значительно лучше! Ведь после перевода на другой язык многие произведения, особенно поэтические, обычно теряют привлекательность, можно сказать: «этакую изюминку». Переводчик по-своему доносит смысл произведения и не всегда это бывает удачно сделано, на высоком профессиональном уровне.
– Как интересно!
– Конечно! Вот, например, у Роберта Бернса есть баллада: «John Barleycorn», так уже даже название этой баллады одни поэты-переводчики переводят, как «Джон ячменное зерно», а другие – как «Иван Ерофеич – хлебное зернышко».
– Даже так! Потрясающе! Неужели так разнятся переводы?
– Конечно! Каждый переводчик подспудно, при переводе, передаёт своё мировоззрение, характер, отношение к жизни и к переводимому произведению.
– Так о чём же эта баллада?
– О ячменном зерне. Вот у Роберта Бернса его начало звучит так:
«There was three king into the east,
Three kings both great and high,
And they had sworn a solemn oath
Jon Barleycorn should die.»
(Р. Бернс)
– И как это перевести?
– По-разному! Например, Э. Багрицкий, передаёт отношение к данной балладе и собственную симпатию к главному герою таким образом:
«Три короля из трех сторон
Решили заодно:
– ты должен сгинуть юный Джон
Ячменное Зерно!»
(Э. Багрицкий)
Видите, Э. Багрицкий заостряет наше внимание на возрасте Джона, опуская причину, по которой короли решили его извести. В тоже время С. Маршак переводит это четверостишье так: